При попытке набрать сироп затычка с дырой вылетает вместе с намертво застрявшим в ней шприцем. Искра, буря, безумие и – ливень из нурофена орошает пол, постель и меня. Такое вот извержение. Соображаю, повторюсь, плохо. И пока думаю, как встать и не поскользнуться во всю ширину своего тела, дитя, вновь заснувшее, подкатывается ко мне со спины. Сквозь сон бормочет «мам, ня писить качу» и незамедлительно подтверждает свои планы теплой струей.

Третий час ночи… Светает… Малышка снова задремала. Я сижу на кровати в луже из нурофена и не-нурофена и думаю: «А вот я еще хотела же заметку накатать о том, что на самом деле родительство – это легко. Это радость, восторг и новые грани личностного роста. Хотела ведь написать, поскольку от 20-летних все чаще слышу, как они боятся родить детей. Родов, памперсов, колик боятся. Бессонных ночей, истерик, воплей, бардака, несвободы боятся. А чего тут страшиться? Родительство ж – ми-ми-ми и мурмурмур. Фоточки умильные опять-таки».

Тут детеныш снова просыпается, заходится в кашле, встает на кровати, прижимает свой нос-кнопку к моей шее и хриплым голосочком говорит: «Мама, ты мой дуг, ты мой докор, ня ибя бюбю». Перевод нужен? Ее признание наталкивает меня на мысль сократить заметку о радостях материнства-отцовства до короткого обращения.

Дорогие двадцатилетние! И старшелетние, но сомневающиеся, надо ли оно.

Родительство – это временами адовый адец, это нервы, это саднящая ранка в душе, когда ребенок болен всерьез, это всегда потеря себя на время. Но осознанная чайлдфри позиция лично для меня – это разновидность лежания на диване. Ничего плохого в этом нет. Но мышцы от лежания не вырастут, успехи в карьере не появятся, но и неудач не будет. Так и тут. Если не заводить детей – бед, связанных с ними, избежишь. Но и сердце заплывает жиром. В переносном, конечно же, смысле.

Оно никогда не станет таким уязвимым и таким сильным, каким могло бы. Никогда не наберется такой мощи, чтобы, растрачивая себя, обретать ресурс. Оно по-настоящему живым не станет. Дети – шанс стать сильнее не ради других, а ради себя. Ну и фоточки умильные, опять-таки. Перевод там такой был, кстати: «Мама, ты мой друг, ты мой доктор, я тебя люблю».

P.S. Нурофен легко отстирывается, но, если по рассеянности не до конца его оттереть с бедер, является отличной профилактикой целлюлита. Приклеилась к простыне-отодралась, приклеилась-отодралась, так пару подходов. К утру бедро – алебастр и гладь. Проверено.

Мы смотрим мультфильм про Маленького принца. Про Маленького принца, который постарел и умер. В темноте кинозала моя шестилетняя старшенькая держит в руках бутылочку с водой, прихлебывает из нее каждые пару секунд, и даже при слабом свечении экрана вижу, как ее щечки пылают румянцем переживаний. Дергает мой рукав, шепчет сбивчиво: «Мааам! Мам! Знаешь, какой мой секрет? Когда я хочу плакать, я пью водички и получается не заплакать. А какой твой секрет?»

Я утираю тушь и тихо-тихо говорю: «А мой секрет – если очень хочется, лучше поплакать».

А в такси, по дороге домой, она сжимает мою руку и порхает с мысли на мысль:

– Ой, придумала! Ты не плачь, я напишу тебе «Маленький принц – 2», где все будут живы и все станут моими друзьями…

– Ой, вот еще! А ведь тот, Серьезный («бизнесмен, дочь, или, если по тому переводу книги, который у нас, то Делец, помнишь?»), да-да, делец, так вот этот Серьезный – он же, мам, был, наверное, таким милым ребенком! Таким пухленьким малышом, на деревянной лошадке…

Трогательная история, так больно ранящая, если ты слишком взрослый, если у тебя есть план жизни, если уже начал коллекционировать звезды в прозрачной банке – это продолжение «Маленького принца». Вольная мультипликационная фантазия на эту тему.