С сентября 1666 года наконец снова появляются сведения о занятиях Ушакова на царской службе, о его наградах, полученных с товарищами иконописцами. Царские заказы, личные пожелания Алексея Михайловича Тишайшего талантливому мастеру приходилось выполнять не только в Оружейной палате Кремля, но и в своем доме, который со временем превратился в мастерскую и иконописную школу.
Иконописные образы мастера
Нашу догадку о ссылке художника в Угрешский монастырь косвенно подтверждает исследователь Г. Филимонов. В семидесятые годы ХIХ столетия он писал, что в Николо-Угрешской обители хранятся две иконы с подписями Симона Ушакова. Первая – образ Алексея – Божьего человека, отмеченная 1665 годом (вклад дьяка Богдана Силина)[4], вторая – местная из древнего Никольского собора, изображавшая Спаса Всемилостивого (1672 г.).
Известно, что за свою творческую жизнь Ушаков неоднократно обращался к образу Спаса Вседержителя: он писал его в разные годы для Новодевичьего и Троице-Сергиева монастырей. Не случайно художник В. Гурьянов, реставрировавший ушаковские иконы в 1907 году, говорил об удивительном сходстве образа Спаса из Троице-Сергиевой лавры с более ранней угрешской иконой.
Недавно автору посчастливилось увидеть замечательное творение из Николо-Угрешского монастыря в одном из хранилищ Исторического музея. Икона размером 140 97,5 см в прекрасном состоянии. Художник изобразил Спаса Вседержителя сидящим на престоле в красных царственных одеждах. Правой рукой Спаситель благословляет, а левой рукой придерживает Евангелие. Образ удивительной внутренней силы. Черты лица Господа спокойные, величественные.
Серебряная риза оклада не сохранилась, однако внизу рукой Ушакова написано:
«Лета 7180 писал сей образ царев писец Пимен Федоров по прозванию Симон Ушаков, при игумене Викентии, при келаре, старце Софронии, при казначее Черном диаконе Дорофее…»
Любопытно, что подробно перечислены имена угрешских священников. Возможно, это дань уважения иконописца к заказчику, возможно, это свидетельство его дружеского расположения к монастырю. Икона Спаса Вседержителя была написана спустя семь лет после ссылки Симона. Это время, когда мастер давно уже вернулся к обычной жизни, к делам в Оружейной палате и иконописанию. Не исключено, что с обителью его все-таки связывало нечто большее.
Если заглянуть сегодня в Никитников переулок, мы окажемся в тех местах старинной Москвы, где жил Ушаков. До сих пор стоит здесь пятиглавая церковь Троицы, украшенная русским узорочьем[5]. Белокаменные наличники окон и порталы церкви удивят вас диковинными птицами и затейливым растительным орнаментом.
Поныне здесь в Троицком храме сохранились древние фрески. Совсем неподалеку от храма находится трехэтажное здание ХVII века с маленькими оконцами и предельно простыми наличниками. Верхние этажи постройки раньше были жилыми, а в подклети располагались сводчатые палаты с сенями. Палаты эти принадлежали Симону Ушакову, и здесь была его знаменитая иконописная мастерская.
Кстати, Угрешское монастырское подворье располагалось неподалеку от Китай-города, и художника могли навестить по просьбе игумена Викентия и заказать икону Спаса для Никольского собора. Уже тогда современники признавали художественное значение творений Ушакова, а, к примеру, его икону Успения Богородицы из Флорищевой пустыни считали чудотворной. Так или иначе, появление ушаковских икон на Угреше, долгие годы украшавших обитель, было делом неслучайным.
Узники-старообрядцы
Более 350 лет назад начался крестный путь протопопа Аввакума – по ссылкам и узилищам. «Один из первых и выдающихся столпов русского раскола, отличавшийся редкими дарованиями, энергией и железной волей», – писал об Аввакуме официальный «Полный православный богословский энциклопедический словарь» в начале ХХ века. Взаимные проклятия давно исключены из отношений Московской патриархии и старообрядческих церквей. Однако еще не все улажено… Жива память о гонениях. Конечно, русский раскол не столь кровав, как Религиозные войны в католической Европе, но нам и того более чем достаточно. Раскол остается вечной памятью и уроком реформаторам и традиционалистам. О том, какую память об «огнепальном» протопопе и его сподвижниках хранит Угреша, мы расскажем в этой главе.