Отношения Макиавелли с женой были сложными, но глубокими. В письмах к друзьям он иногда подшучивал над ее простотой и практичностью, но в те же письма просачивалась искренняя привязанность и уважение. Так, в письме к Франческо Гвиччардини он писал: «Моя Мариетта снова упрекает меня за то, что я трачу время на писание книг вместо того, чтобы найти способ заработать денег. Она права, конечно, но что делать, если мои мысли не хотят превращаться в флорины?»

Интересно, что, несмотря на все тяготы, отношения между супругами в период изгнания стали более близкими. Если раньше Макиавелли проводил большую часть времени на государственной службе, часто отлучаясь в дипломатические миссии, то теперь он постоянно находился дома. Это давало возможность для более глубокого взаимопонимания между мужем и женой.

День в Сант'Андреа начинался рано. Первые лучи тосканского солнца едва пробивались сквозь оливковые рощи, когда во дворе семейного поместья Макиавелли уже раздавались детские голоса. Для человека, привыкшего к размеренной работе в канцелярии, эти звуки поначалу казались инородными, нарушающими привычный ритм размышлений. Но постепенно они становились неотъемлемой частью новой жизни опального секретаря.

«Я никогда не видел такой перемены в человеке, – записал в своем дневнике Лоренцо Строцци, навестивший Макиавелли в первый год его изгнания. – Тот, кто еще недавно был поглощен государственными делами настолько, что едва помнил имена собственных детей, теперь с увлечением учит старшую дочь латинским стихам и терпеливо объясняет сыновьям, как правильно держать шпагу».

Действительно, вынужденное отстранение от государственных дел открыло для Макиавелли новую главу в жизни – возможность непосредственного участия в воспитании собственных детей. Если раньше, будучи погруженным в политические интриги и дипломатические миссии, он мог уделять семье лишь ограниченное время, то теперь у него появилась возможность наблюдать, как растут его дети, влиять на формирование их характеров и мировоззрения.

Удивительно, но именно в период вынужденного отстранения от политических дел Макиавелли проявил себя как прогрессивный родитель, особенно в вопросах женского образования. В эпоху, когда обучение девочек обычно ограничивалось домашними навыками и основами религии, он настаивал на том, чтобы его дочери получили серьезное интеллектуальное образование, что шло вразрез с традициями того времени.

«Мессер Никколо говорил мне, что образованная женщина украшает дом больше, чем любые драгоценности, – вспоминал Антонио Рончиони, музыкант, приглашенный давать уроки музыки Примавере. – Он считал, что его дочери должны уметь не только петь и танцевать, но и рассуждать о поэзии и истории. Однажды, когда я выразил удивление такими прогрессивными взглядами, он ответил: «Разум – это единственное богатство, которое невозможно отнять. Я хочу, чтобы мои дети были богаты именно так».

Сыновья Макиавелли – Бернардо, Лудовико, Пьеро и Гвидо – получали от отца более практическое воспитание. Он лично обучал их управлению имением, разбираться в сельскохозяйственных работах, а также навыкам фехтования и верховой езды, необходимым для молодых людей их положения. Особенно тесные отношения сложились у Макиавелли со старшим сыном Бернардо, которому в начале изгнания было около десяти лет.

«Мессер Никколо и его старший сын часто проводили целые дни, объезжая владения, – писал в своих воспоминаниях Франческо Гвиччардини, друг семьи и известный историк. – И хотя поместье было небольшим, Макиавелли обращался к мальчику с такой серьезностью, словно они управляли целым герцогством. Когда я спросил его об этом, он ответил: «Я не могу оставить своим детям богатство или влияние, но могу научить их мыслить масштабно, даже если речь идет о скромном наследстве