Но самыми важными в дне Макиавелли были вечерние часы, которые он посвящал чтению и писательству. В том же письме он описывает этот особый ритуал:

«Когда наступает вечер, я возвращаюсь домой и вхожу в свой кабинет. У порога я снимаю грязную, повседневную одежду, полную грязи и мрака, и облачаюсь в платье, достойное царского или папского двора. Переодевшись подобающим образом, я вступаю в античные дворы древних мужей, где, приветствуемый с любовью, вкушаю ту пищу, которая одна мне подходит и ради которой я рожден. Там я без стеснения беседую с ними и спрашиваю их о причинах их деяний, а они по своей человечности отвечают мне. И на четыре часа я не испытываю никакой скуки, забываю все мои огорчения, не боюсь бедности, не пугаюсь смерти. Я весь перехожу к ним».

Эти строки позволяют нам увидеть, как период изгнания превратился для Макиавелли из времени страданий в эпоху интенсивного интеллектуального труда и творчества. Символический акт смены одежды перед чтением классиков и собственными сочинениями говорит о глубоком уважении Макиавелли к интеллектуальному труду, о его способности преодолевать внешние обстоятельства силой духа и мысли.

Именно в скромном кабинете сельского дома в Сант'Андреа создавались главные произведения Макиавелли. Пьетро Арединьо, посетивший его в 1516 году, оставил такое свидетельство: «Его кабинет – самая скромная комната в доме. Маленькое окно, выходящее в сад, простой деревянный стол, заваленный бумагами, несколько потрепанных томов на полке – вот и всё убранство. Но когда мессер Никколо заговорил о своих сочинениях, его лицо преобразилось. «Здесь, – сказал он, указывая на стопку исписанных листов, – я создаю новую науку о государстве».

Жизнь Макиавелли в изгнании не ограничивалась стенами имения. Он часто совершал пешие прогулки в соседние деревни и даже во Флоренцию, когда ему было позволено посещать город по особым случаям. Его друг Лоренцо Строцци вспоминал: «Когда мессер Никколо шел пешком из своего имения во Флоренцию, он был так погружен в свои мысли, что не замечал ни усталости, ни дождя. Иногда он останавливался посреди дороги, доставал из кармана листок бумаги и записывал внезапно пришедшую мысль или формулировку».

С течением времени дом Макиавелли в Сант'Андреа стал местом паломничества для друзей и молодых интеллектуалов Флоренции. Несмотря на опалу, репутация Макиавелли как блестящего ума и увлекательного собеседника привлекала к нему многих. Молодой историк Якопо Нарди, посетивший Макиавелли в 1519 году, писал: «В его скромном доме собирается более интересное общество, чем во многих флорентийских дворцах. Слушать его рассуждения о древней и современной истории – все равно что учиться у самого Тацита или Ливия».

Семейная жизнь Макиавелли в период изгнания была полна и радостей, и забот. С одной стороны, он наконец-то мог проводить больше времени с женой и детьми, наблюдать, как растут его дети. Его дочь Бартоломея, которой в момент изгнания отца было девять лет, впоследствии вспоминала: «Отец часто брал меня с собой на прогулки по холмам. Он рассказывал мне истории о великих людях прошлого и объяснял, что такое добродетель. Иногда мы собирали полевые цветы, и он учил меня их названиям на латыни».

С другой стороны, постоянная нехватка средств заставляла Макиавелли беспокоиться о будущем своих детей. В письме к другу Лодовико Аламанни он писал: «Мои мальчики растут, и скоро придет время давать им образование, а я не знаю, как смогу оплатить учителей. Эта мысль не дает мне покоя даже ночью».

Жена Макиавелли, Мариетта, оказалась настоящей героиней в эти трудные годы. Она не только вела хозяйство с минимальными средствами, но и создавала в доме атмосферу тепла и стабильности. Бернардо Ручеллаи, навестивший семью в 1518 году, отмечал: «