– Взгляните-ка, что я нашел. Это «Основы России» англичанина Беринга. Он написал эту книгу в 1914 году – после того как несколько лет прожил в России. Тут есть любопытнейший пассаж, позвольте, я вам зачитаю. Вот здесь… Итак, он пишет: «…не было, пожалуй, еще никогда такого периода, когда Россия более процветала бы материально, чем в настоящий момент или когда огромное большинство народа имело, казалось бы, меньше оснований для недовольства». А вот еще… – сказал он, перелистав несколько страниц, – «…у случайного наблюдателя могло бы явиться искушение воскликнуть: да чего же большего еще может желать русский народ?!» И еще он пишет, что этим самым недовольством Россию заражали интеллигентские круги, – с грустью захлопнул книгу Ник и, только теперь заметив что-то в руках у Ники, спросил:

– А вы что откопали?

– Да так, – смутившись, ответила Ника. – Андрей Белый…

– А-а-а, «Первое свидание», – заглянув ей за спину и увидев обложку, протянул Ник, и внимательно посмотрел Нике в глаза, да так, словно пытался заглянуть ей в душу.

– Эта книжка стоит здесь не первый год – продолжил он, – и просят за нее не так уж много…

– И почему же вы ее не купили? – пряча глаза, спросила Ника.

– А я не поклонник Бориса Бугаева, – ответил Ник, – его поэзия меня не трогает, а словесные эксперименты кажутся безрезультатными. И хотя я собираю подобные книги, эту я никогда не куплю. Потому что тогда она не достанется тому, кто ее ищет. Ведь кто-то любит его стихи, верно? Вот вы любите?

– Вообще-то я предпочитаю прозу, – ответила Ника.

– Прозу Андрея Белого? – удивился Ник.

– Да нет же. К примеру, Булгакова. Но вы увиливаете от ответа! – взглянув на него, сказала Ника.

– Отнюдь, – улыбнулся ей Ник, – просто рано или поздно поклонник его таланта встретится с этой книгой. И я не хочу этой встрече помешать. Даже за счет полноты моей коллекции. Вас устраивает такое объяснение?

– Пожалуй, оно чересчур многословное, – подумав, сказала Ника. – Хотя и вполне откровенное. Но почему вы так уверены, что ее обязательно кто-то купит?

– Иначе бы она здесь не стояла, – кивнув на полку, сказал Ник.

– Верите в предопределенность? – вопросительно взглянула на него Ника.

– Да, – сказал он, глядя на нее чуть серьезнее, чем бы ей хотелось. Ника немного смутилась, но не отвела взгляда.

– Кажется, теория вероятности против вас, – слегка усмехнувшись, сказала она, – в Токио не так много поклонников русской поэзии. Во всяком случае меньше, чем один на миллион. И книжке этой придется ждать до окончания веков.

– И тем не менее я все же верю в предопределенность, – ответил он. – Не могла же теория вероятности предсказать, что сегодня в Токио встретятся два поклонника русской словесности.

– Что ж, – сказала она, – раз так, пускай ждет, – и, положив книжку на полку, продолжила: – но хочу вам заметить, что по теории вероятности наша встреча вполне закономерна. Русских на свете много, они мобильны, и их встречи в самых отдаленных уголках мира перестали кого-либо удивлять. Посему не надо подменять банальную статистику метафизической предопределенностью.

Ник поднял вверх руки:

– Сдаюсь. Вы победили. И как побежденный предлагаю вам трофей. В виде обеда. Вы какую кухню предпочитаете?

– Свою, домашнюю – растерянно ответила Ника, слегка оторопев от такого внезапного перехода.

«Только что все было так невинно и мило, говорили о книжках, наметился даже философский спор – и вдруг нате вам: “давайте поужинаем”», – подумала она и вновь поймала на себе его взгляд.

– Не пытайтесь искать в моем приглашении какого-либо подтекста, – словно угадав ее мысли, сказал Ник. – Нас ожидает не романтический ужин, а банальный ланч. Ведь время обеденное, я хочу подкрепиться, приглашаю и вас. Заранее говорю, что никаких изысков не намечается. В такие храмы гурманов, как «Канда» и «Мицутани», мы не пойдем. Сказать по правде, восточные рецепты не услаждают мой русский желудок. Вы можете есть что угодно, что же касается меня, то я буду есть просто мясо. Жареное мясо. Причем – с хлебом. Сейчас никто не ест хлеб. А я ем. Хлеб, пироги, любую выпечку.