— Пятьсот тысяч пиастров, — без промедления отозвался нотариус. К этому барахлу, скорее всего, уже приценивались.

Я кивнула, но Лайелл едва заметно помотал головой, и мне пришлось наклониться к нему.

— Не так все просто, подожди, Дэй.

Я пожала плечами. Лайеллу было видней, в конце концов, он действительно был доктором права, пусть местное законодательство и отличалось от нашего довольно серьезно и явно не в лучшую сторону. Откровенничать со мной прямо в зале Лайелл не мог, и в любом случае мне требовались пояснения. Нотариус мне их тут же дал, только вот они мало меня обрадовали.

 — Наследство согласно параграфу триста четырнадцать закона о наследовании Республики Гануа может быть принято исключительно в полном объеме пропорционально долям, — невразумительно известил нотариус. — Кроме Университета Гануа и доктора Крэсвелла есть желающие?

Процедура больше напоминала аукцион, и я подумала, что Лайеллу будет что рассказать коллегам. Такого они, пожалуй, еще не видели. 

— Дэйтон Делано, старшая школа Каруны номер одиннадцать, преподаватель биологии.

Вот я и узнала имя зануды, заодно и его место работы. Что ему нужно от деда? Наверное, часть того, что уже успел отхватить университет. Я старалась не поворачивать к нему голову, чтобы это не выглядело неуместным интересом, но интерес у меня, конечно же, был. Обычное любопытство.

— Какова стоимость птиц, господин нотариус?

Нотариус снова зашуршал бумагами. Копался он в них достаточно долго, Делано заметно нервничал, а Лайелл поманил меня к себе.

— Кажется, если стоимость не обозначена, то либо учитывается рыночная, либо на него могут повесить весь оставшийся долг. Понимаешь? Птички будут алмазными.

— Нам-то что, — ухмыльнулась я. — Нам ведь лучше.

Судьба — дамочка веселая, только шутки у нее весьма дурные. Так извернется, что обхохочешься.

— Стоимость всех птиц вместе с клетками и остальным оборудованием — полтора миллиона пиастров.

— Я согласен.

Никогда я еще не видела на лице человека такого явного облегчения. Нотариус, действительно как аукционист, взял в руки молоток и громко спросил:

— Есть прочие желающие?

Никто ему не ответил. 

— Раз? Два?.. — Я замерла. — Три. Наследники определены. Определяется размер обременения.

— Что? — услышала я сдавленный голос и обернулась. Теперь на Делано не было лица. Как все местные жители, он был загорелым, но сейчас побледнел до такой степени, что сложно было сказать, где заканчивается его шея и начинается воротник рубашки.

— Будет рассчитана сумма обременения, которую наследники, принявшие наследство, обязаны выплатить кредиторам в течение месяца, и после этого смогут вступить в права наследства. Прочее имущество будет также разделено согласно вашим долям, ваше право — принять его в натуральном виде или прямо сейчас заявить о реализации с аукциона. 

Произнеся эту кошмарно-юридическую справку, нотариус уселся, придвинул к себе лэптоп и углубился в расчеты.

— До меня дошел глубокий смысл фразы «плюнуть ему на могилу», — прошептала я Лайеллу. — Дед был еще большим паршивцем, чем мы о нем думали. Как он наделал столько долгов?

Вопрос был более чем риторическим. У нас на родине давно прошли те времена, когда люди вовсю пользовались кредитами непонятно на что, но и проценты у нас никогда не были настолько огромными, как в странах Ифрикии. Можно сказать, что у нас, напротив, все помешались на разумном потреблении, и покупка чего-то новомодного больше порицалась, чем взывала зависть, а «звезды» вот уже лет тридцать как хвастались в социальных сетях переходящими из рук в руки вечерними нарядами… В каждой стране есть свои странности, подумала я, но такие огромные суммы не на машину или недвижимость? Дом ремонтировал? Поставил там сантехнику из чистого золота? Почему банк вообще дал кредит человеку с небольшими доходами? На что? А частные кредиторы? Кто ссужает деньги тому, кто и так увяз в долгах по уши?