– Хватит, – произнесла она.

Ворота наконец открылись, и в душе Ирэн выдохнула: наконец-то. Один вид этого мерзавца смог выбить ее из равновесия. Наемники медленно направились в самый центр обители Князя. Старый знакомый тихо шел позади нее.

Почти у всей стражи были оголены мечи, а из-за высоких стен выглядывали арбалетчики. Навстречу им шел скорее не человек, а огромная стальная махина, словно металлический голем, готовый буквально втоптать их всех в грязь. Искривленная рожа, покрытая шрамами и ссадинами, была будто высечена из камня неумелым мастером. Не скрывая презрения, стальной гигант осмотрел наемников.

– Никаких лишних движений, – проскрежетал он. – Оставляем здесь оружие и идем за мной, – он указал на широкий стол, стоящий у стены на входе.

Все начали бурчать и перешептываться, но свои мечи, штыки, ножи и прочие умерщвляющие приборы оставили. Громила нетерпеливо ждал, пока каждый сдаст оружие, а когда с этим наконец было покончено, он посмотрел на Ирэн. Видимо, ему не дали инструкций насчет ее персоны, но здоровяк явно понимал, кто перед ним, хотя она была здесь явно не единственной, кто не нуждался в оружии, чтобы кого-то убить. Не говоря уже от тех, кто хорошенько мог его припрятать.

– Смотри не поцарапайся, – сказал самый здоровый наемник стоявшему у стола стражнику, доставая меч из-за спины. Размером этот клинок, скорее напоминающий огромный металлический обрубок, был явно больше самой Ирэн.

– Ты – заткнись, – стражник-голем ткнул в скривившегося от его слов наемника, – а ты, – он повернулся к Ирэн и ткнул в нее, в этот раз стараясь звучать еще более угрожающе, – идешь рядом со мной.

В ответ на это она лишь пожала плечами. Рядом хихикнул старый знакомый, но на него наемница решила не реагировать.

Ирэн и раньше выполняла заказы для князя, но никогда не была по ту сторону ворот. В груди снова кольнула тревога. Хуже всего здесь было то, что княжеский дворец являлся своего рода государством в государстве со своими строгими пропускными пунктами, досмотрами и магическими барьерами. Черт, да она вряд ли сможет вспомнить последний раз, когда кто-то не из княжеских приближенных входил сюда. Из-за этого народ начал поговаривать всякое: об упадке, который на самом деле царит за плотно закрытыми для посторонних стенами; о золоте, которым покрыты внутренние убранства, где вода, чистая и прозрачная, тратилась на фонтаны. Однако реальность оказалась куда проще: здесь не было бедности, но изысков и роскоши как будто не хватало. Даже внутреннее убранство дома князя Ночи казалось куда богаче, чем дворец настоящего. Темный кирпич да деревянные сваи с узорами и рунами, деревянные навесы над стенами, уходящие почти в самый центр открывшейся им небольшой площади. Навесы создавали неплотный полумрак, поэтому лучники на втором и третьем этажах почти сливались с тенями.

Напряженные взгляды многочисленной стражи впились в них, словно тесные кандалы. Закованный в доспехи страж провел их в здание справа от главного входа. Он едва протискивался в узкий проход, но не забывал поглядывать назад, периодически встречаясь взглядом с наемницей. Похоже, они пойдут в подземелье. Спуск оказался настолько долгим, что еще немного, и они наверняка пришли бы к центру земли. Наемники вошли в небольшой зал, где стены были выполнены из огромных монолитов. Возможно, вся эта комната был просто высечена в породе, по крайней мере, в полумраке именно так и казалось.

Медленные и гулкие шаги донеслись в десятках метрах спереди. Дорогие сапоги отщелкивали свой особый ритм. Высокий силуэт вышел из черноты под свет факелов – сам Князь Всеволод. Внутри Ирэн при виде него что-то снова дернулось: пусть приказы этого человека часто были до глупости безумными, однако сейчас, когда она увидела его своими глазами, он внушал если не страх, то тревожный трепет, помимо воли вынуждающий замереть перед этим человеком. Одно его присутствие заставляло съежиться всех, кто был в зале. С такого расстояния он напоминал саму смерть, пригласившую наемников в свои могильные покои. Хотя это ощущение было не так далеко от правды, ведь с тех пор, как Всеволод стал князем, прошла не одна сотня лет – мало кто на земле мог столько прожить.