Стражники не пожалели сил, затягивая узлы. Ладони стали белые, словно снег, пальцы не слушались.

– Не сердись на них, – сказал волхв, увидев, как я потираю запястья, – уж очень не спокойно вокруг стало. Вот они и перестарались маленько.

Я почти два дня ничего не ела, совсем не спала и нежданно проступившая в его голосе мягкость меня смутила.

– Мне бы… домой, – выдавила я.

– Будет тебе «домой». Будет, конечно. Только поешь сначала. Я старосту Кукора28 давно знаю. Нрав у него ещё тот. Небось, голодная и холодная со вчерашнего дня.

«Да уж не сытая и обогретая», – подумала я, но промолчала. Теперь, когда потерять голову как нечисти, мне не грозило, я нашла в себе силы обидеться. Ишь ты! Думает, накормят какими-нибудь объедками, а я и рада буду.

– Нет, я домой пойду, – хмуро отозвалась я.

– Ну, чего ты упрямишься? Не бойся, больше тебе никто плохого слова не скажет.

– А чего это ты такой добрый стал? – подозрительно прищурилась я, заодно испугавшись собственной дерзости. На вид волхв годился мне в отцы. Но я уже слишком сильно обиделась.

– Вы, волхвы, просто так рядом не сядете, – выпалила я, и поперхнулась. Эту присказку частенько повторяет Нельда, говорит, что они, волхвы, ничего не делают запросто – ты либо становишься их должником, либо жертвой, либо они твоими руками жар загребают.

Наволод нахмурился. Я ждала, что он меня обругает и выгонит, или того хуже – проклянет.

– Видрана тебя этим словам научила. Так ведь? Да не мотай головой. Знаю, что так. Только ведь все мы люди – и волхвы, и видраны. А люди, они ведь тоже друг другу рознь.

Я нехотя кивнула. Он был прав.

– А то, что я злой был, а стал добрый, это ты не права, – улыбка чуть тронула его губы и сразу спряталась, – Я осторожный. Из нашей деревни уже троих дозорных увели.

– Как это увели? – удивилась я

– А так… – замолчал, было, он, но потом, вроде как, передумав, продолжил, – Оборотни, как люди, разные бывают. Есть оборотни рождённые – их Боги такими создали. Для них волком становится – как дышать, могут на дню хоть дюжину дюжин раз. А ставши волком, и разговаривать могут, и помнят всё. Одним словом – человек в волчьей шкуре. Живут себе маленькими деревеньками, травы собирают для торговли, некоторые пушнину добывают, охотятся. Нюх у них, да и зрение – всему зверью на зависть, а уж о человеке и говорить не приходится. Они не плохие, только было время – травили их, будто крыс. И с собаками особыми охотились, и посёлки их сжигали, и болезнями морили. Так что людей они не очень жалуют, да люди их тоже. Но если какой из рождённых оборотней человека покусает, тот тоже оборотнем становится, а покусавший становится для него вожаком. Человек сам превращаться в волка не может, только по зову вожака. А когда превращается, то становится зверь зверем – не помнит, кто он есть, только вожака слушается.

– А обратно?

– Что обратно?

– А как человек обратно из волка человеком становится? – задумалась я, – тоже когда вожак прикажет?

– Никак, – зло отрезал Наволод, – в человека его только снадобье может превратить. Но такое редко случается. Попробуй волка отваром травяным напоить, да ещё и горячим.

– А если человека отваром напоить, пока в волка не превратился?

– Тогда всё наладится. Главное успеть, пока вожак не позвал.

– Значит, ваших дозорных в оборотней превратили?

– Теперь они уже просто волки, – горько выдохнул Наволод. Потом тряхнул головой, хитро посмотрел на меня:

– Ну, что? Всё выпытала?

– Всё, – ответила я, вдруг улыбнувшись.

– Ну, тогда пойдём, поешь на дорожку. Потом отправим с тобой двух дозорных. Они тебя своей тропой проведут, мигом дома будешь.