О том, что в теле, хранящем, и его, и дух юноши, произошли какие-то неприятные изменения, о том, что изменения эти могут оказаться весьма серьезной проблемой для здоровья, майор понял ещё до рассвета, в момент, когда посетивший квартиру гость-наркодиллер уговорил белокурого денди-Александра испытать дополнительной удовольствие от прослушивания церковной музыки, через, особо лелеемую Александром-младшим компьютерную программу, вызывающую биохимический дисбаланс и, тот самый, модный, молодёжный запах, причину коего майор осознал недавно как откровение.
И без дополнительного воздействия сего электронно-резонансного наркотика, Александра-младшего трясло уж в яростной нервической лихорадке. Побледнев и облившись через все поры своего тела холодным потом до того, что боялся даже глядеть на себя в зеркало, истерически хохоча так, что мать его была вынуждена проснуться и осторожно прислушиваться к диким игрищам любимого чада через закрытую дверь, не справляясь даже и с самой, сжившейся с кистью руки компьютерной мышью, Александр, в унисон с товарищем по пристрастиям и парой висящих в голосовом чате персон, неистово выкрикивал задорную, повторяемую за солистом “The Prodigy”, фразу: ”…My mind is glowing, My mind is glowing…”, в оглушающем вакууме психоделического ритма музыки. А следом зазвучали и вовсе неведомые майору, безнадёжно отставшему в технократическом своём развитии, переходящие на истеричные взвизгивания от мелькающих изображений на экране, слоганы поколения «Ке»: “…Гейм, уру-ра*! Гейм! Лол дота, ком!…”
И как бы не желал хоть чуточку образоваться в отношении неведомых ему терминов и чуждого языка компьютерных фанатов наш несчастный майор, томящийся в теле инородного существа, лишённого всех общепринятых норм, но именуемого в наш век человеком, спросить или выведать через мысли сего юноши хоть что-то, увы, не мог, да и вряд ли бы и смог, даже при наличии собственного тела, поскольку диалог с находящимся в подобии шаманского транса наркоманом состоялся бы вряд ли, по причине абсолютной невменяемости юного Александра.
В момент, когда приехала скорая, и дежурные врачи прокололи руку Александра-младшего шприцем, вводя в кровь юноши мощное седативное средство, барыга уж соскочил, непрофессионально оставив после себя элементы незатейливой наркоманской кухни.
“Тоже мне – барыга!” – возмутился такому делу майор, вспоминая, как сам наущивал крышуемых на Патрисе* дилеров гасить палево, и откачивать своих клиентов, всегда имея при себе необходимые инструменты и лекарства первой помощи: “Этот – даже водой холодной не облил…” – презрительно ворчал вслед исчезающим за дверью розовым кедам в фиолетовых феньках черепов майор, взирая на перевёрнутый от лежания на полу мир сквозь приоткрытые щёлки глаз Александра.
– Уж и не знаю, – секрет это для вас или нет, но сын ваш – натуральный наркоман… Плюс ещё и воздействие компьютера на психику… У нас такими пациентами забиты все палаты! – пристально глядя сквозь очки на мать Александра, обвинительно сообщил свой диагноз молодой врач в белой повязке на носу.
– Не может этого быть! Не хочу ничего слышать об этом! Как вам не стыдно выдумывать подобные глупости, оговаривая моего сына! – ругалась на врача в ответ мать, держась за голову руками и бегая по комнате из угла в угол.
– Давайте сделаем всё возможное, и, если ему станет лучше, забудем об этом инциденте… – всовывая в розовую ладонь молодого практиканта, направленного на дежурство по срочным вызовам триста долларов, зашептал на ухо врачу старший брат Александра Пушкин.