В то время ему 25 лет, что поначалу смущает встретивших его ревельских адвокатов, но, несмотря на это, Александру отводят ведущую роль. Керенский играет на эмоциях присяжных заседателей, представив подсудимых случайными лицами, и в результате большинство обвиняемых полностью оправдывают. О процессе пишут столичные газеты, и имя Александра Керенского приобретает известность.

После этого дела юридическая помощь Керенского как политического защитника, хотя и бывшего еще помощником присяжного поверенного, начинает пользоваться спросом. В течение шести лет он объезжает почти всю страну.

Но не все дела для него заканчиваются также успешно, как ревельское. Следующий судебный процесс в городе Тукумсе, где вооруженные мятежники пытались создать мини-республику, но их действия были пресечены властями, а они представлены перед военным судом, для Керенского и его подзащитных практически не принес положительных результатов34. В ответ на убийство зачинщиками акции 15 драгунов, ровно такое же количество подсудимых были повешены.

Защиту по политическим делам по негласной договоренности, как правило, адвокаты оказывали безвозмездно35, оплачивались только расходы по проезду на поезде в вагонах второго класса и десять рублей суточных36. «Такого рода дела требовали особого, глубокого сострадания к обвиняемым и осознания политического значения этих процессов. Именно о такой работе я и мечтал», – писал Керенский37.

О ряде наиболее громких дел, в которых Керенский принимал участие, и их результатах, А. Ф. Керенский вспоминает в своих мемуарах38.

Дело об экспроприации миасского казачества на юге Урала. Об этом деле Керенский пишет так: «Дело рассматривал военный трибунал в Златоусте. Как обычно, председательствовал генерал с юридическим образованием, выпускник Военно-юридической академии. В состав суда входили четыре полковника, однако на сей раз они не подверглись давлению извне. Все обвиняемые – молодые люди, члены большевистской группы социал-демократов во главе с Алексеевым, выходцем из богатой уфимской купеческой семьи. Нам удалось доказать несостоятельность обвинения, и судья оправдал некоторых из обвиняемых… В специальном отделе по политическим делам судебной палаты приговоры утверждались большинством голосов судей, назначавшихся по рекомендации министра юстиции И. Г. Щегловитова. В частной беседе со мной председатель Санкт-Петербургской судебной палаты Н. С. Крашенинников весьма красочно живописал настроения этих судей. „Надеюсь, вы понимаете, что на всех этих политических процессах не делается и видимости служения истине. Они – отражение ожесточенной политической борьбы. То, что ваши клиенты принимают за справедливость, для меня – уголовное преступление“»39. Впоследствии Керенский, руководствуясь своим опытом и наблюдениями в период заграничной ссылки, делает немаловажный вывод: «там, где замешана политика, беспристрастность невозможна. Когда идет жестокая политическая борьба, ни один судья, по своей человеческой натуре, не может сохранить независимость суждений»40.

Дело Союза учителей Санкт-Петербурга. Обвиняемым инкриминировались антиправительственные заявления, содержавшиеся в их петициях, направленных в Сенат, хотя петиции были поданы, казалось бы, в соответствии с положениями Указа Императора от 18.02.1905, призывающего всех частных лиц, организации и группы вносить предложения о реформах и сообщать о недостатках в деятельности правительства. Однако по делу Союза учителей все перевернули с ног на голову, и стало очевидным, что данный Указ был не менее, чем ловушкой для тех, кто его принял за чистую монету. Приговор по делу был достаточно мягким, в ноябре 1907 года смягчен в суде апелляционной инстанции. Многие учителя были оправданы, однако на работе не восстановлен никто.