Он рванул ворот моей куртки, пуговицы покатились по полу. В следующее мгновение он разорвал сорочку, обнажив грудь и сжав её ладонью. Вокруг меня вспыхнул алый свет.
Лицо Лучано исказилось как от острой, невыносимой муки, но он стиснул челюсти и до боли сдавил мне грудь.
— Я готов забрать твой дар, принцесса, — через силу выдавил он. — Меня ничто не остановит.
На этот раз я была в полном сознании.
Никакой темноты. Я всё понимала. Видела, что происходит.
Вокруг моего тела пылал алый свет. Лучано с исказившимся от боли лицом касался моей обнажённой кожи с намерением взять моё тело.
Только вот он… не был достоин дара.
Я улыбнулась.
Лучано отпрянул от меня.
Я подняла руки ладонями вверх.
Лучано неловко упал на пол, засеменил руками, отползая на заднице, проскальзывая ногами по доскам.
Алое пламя взметнулось выше, окрасило его кожу красным — кожу того, кто был… недостоин дара песков.
Я услышала рядом спокойный голос, будто сотканный из миллиона разных голосов: мужских и женских, старческих и детских, из шороха песчинок в барханах, из шелеста чешуек на лапках скорпиона.
— Тебе же давали шанс, — прошуршал бесплотный вопрос, опалив ветерком мои щёки. — Опять?
Не совсем понимая, что происходит, я во все глаза смотрела на белого до синевы Лучано, который дополз на заднице по полу до стены, упёрся в неё спиной и смотрел на что-то прямо перед собой расширенными от ужаса глазами.
А потом он закричал. Истошно. Страшно.
Я закрыла руками уши, зажмурилась… Внезапно всё стихло.
— Не бойся, дитя, — прошуршало рядом, растрепав невесомым ветерком мои волосы на висках, — он больше не причинит тебе вреда. И никому не причинит.
Боясь того, что могу увидеть, я осторожно открыла глаза, но в комнате было пусто. Ни Лучано, ни его одежды, ни-че-го.
— Дитя, торопись, — снова прошелестело рядом. — Дверь в дальней комнате. Тропа под гору. Торопись.
Я не стала медлить — быстрым шагом пошла по комнатам дома. О том, что произошло сейчас с Лучано, я думать не хотела. О том, каким я сейчас его узнала — тем более.
Не знаю, как он выжил тогда, в зале королевского дворца после удара императора, но лучше для меня будет считать его умершим именно тогда. Не сейчас. Думать об этом… человеке мне не хотелось.
Я хотела сохранить тот светлый образ наставника и друга. И с горечью понимала, что это невозможно. Слишком резкий переход был от невероятной радости увидеть, что он жив. К пониманию что… К потере его снова.
Старательно отгоняя мысли о Лучано, я на ходу опустила взгляд на свою разорванную сорочку и куртку, кое-как из остатков сорочки соорудила пояс, обвязала вокруг куртки, стягивая полы с отсутствующими пуговицами.
Кажется, разгуливать в разорванной одежде входит у меня в привычку. В ответ на эту мысль рядом с ухом прошелестел смешок, а я неожиданно улыбнулась.
Пришло невероятно приятное чувство защищённости и спокойствия. В доме, где были закрыты окна и не было сквозняка, вокруг меня струился пустынный ветерок, заигрывая с прядями моих волос.
Я быстро нашла дверь в дальней комнате. Вышла, прислушиваясь к голосам с другой стороны дома, стараясь ступать как можно тише, торопливо скрылась между деревьями и пошла по тропе под гору.
Странно, Лучано так кричал… А голоса у дома сейчас были спокойные. Его люди ничего не услышали?
Ветерок самодовольно хохотнул мне на ухо, я поёжилась и прошептала «спасибо».
— Торопись, дитя, — снова прошелестело рядом, — к тебе идут двое. Нужно, чтобы нашёл только один. Торопись.
10. Глава 10. Алессандро. След
«Её нигде нет», — эхо слов Лауры ещё затихало в моей голове, а я уже рывком сдёрнул себя в изнанку — в теневой слой нашего мира.