В то время как на эти разнообразные темы было сказано немало интересного, все они имеют общую отправную точку: существование экономической системы, ориентированной на рынок. Использование ярлыков послужило не тому, чтобы привлечь внимание к основам рынка как такового, а тому, чтобы начать нормативную дискуссию о государственном вмешательстве.
Мы не собираемся сейчас разбираться ни с нормативными аспектами того, какую политику надо вести в отношении свободных рынков, ни с преимущественно политическим вопросом о том, какие страны можно по праву назвать рыночными для целей мировой торговли. Нас интересует, скорее, базовое понимание того, что составляет рыночную экономику, и изучение того, что необходимо для экономического успеха.
Как еще будет подробно рассказано в главе V, рынки существуют везде и в любых условиях, даже при самых негибких формах централизованного планирования. Даже в Албании времен правления Энвера Ходжи, возможно, самой репрессивной из всех европейских коммунистических стран, и в Северной Корее времен Ким Чен Ира можно найти элементы добровольного горизонтального обмена. Таким образом, отправной точкой спора об очевидном различии между системами должна быть не формальная дихотомия плана и рынка, но, скорее, специфический набор способов государственного вмешательства, из-за которых в рынки той системы, которая стала называться командной экономикой, внедрились крайне своеобразные нормы[219].
Чтобы оценить важность формирования таких норм, вспомним слова Алека Ноува о «возможном социализме», о том, что «если предположить, что все будут идентифицироваться с четко понятным общим благом, то конфликт между общим и частным интересом, а также сложные вопросы централизации/децентрализации можно считать несуществующими»[220]. Короче говоря, если бы Коммунистическая партия действительно преуспела в создании породы «советских людей», то командная экономика, возможно, могла бы сработать.
Конец ознакомительного фрагмента.