Деревяшка, не выдержав напряжения, ударила по спине и обломилась. Защитные ленты, что скрывалась под майкой заратца, не сработали.

Резкая боль вновь пронзила тело чемпиона, однако ярости и естественной мышечной защиты хватило, чтобы вновь проигнорировать ее. Хэй вмиг повернулся, сделал прыжок вперед, чтобы настичь обидчика, но тот, бросив пришедшее в негодность оружие, пустился бежать.

– Лядь, он монстр какой-то! – кричал дикарь.

– Эй, ты, дрючело! – окрикнул заратца неуверенно мнущийся на одном месте здоровяк. – Ко мне иди. Я еще здесь.

Хэй вновь развернулся, намереваясь сначала быстро разобраться с верзилой, а затем с остальными двумя, еще не вступившими в схватку. Эти двое топтались от здоровяка слева, держа в руках длинную веревочную сеть. Если б Хэй знал, для чего предназначены и как действуют сети, он мог бы принять меры предосторожности. Но он не знал и посему не увидел в двух дикарях со странной тряпкой особой угрозы.

– Кидай, – распорядился Рон, когда заратец оказался достаточно близко.

Хэй не успел среагировать и оказался накрыт толстой сеткой с головой. Он попытался сорвать ее, но шустрые дикари уже забегали ему за спину, закручивая смирительную ткань вокруг тела.

– Роняй, – продолжал руководить командир.

Дикари дернули верхний край сетки. Хэй, дабы сохранить равновесие, отвел ногу назад, но двое усилили давление и таки повалили его наземь. Оказавшись на траве, заратец крутнулся в сторону и тем лишь сильнее увяз в ячейках сети. Он попытался разорвать толстые нити, напряг могучие мышцы – тщетно.

– Бабай, успокой, – совсем буднично, словно дело уже сделано, отдал приказ Рон.

Хэй все еще барахтался, судорожно пытаясь освободиться. В безуспешной борьбе с веревками ярость его быстро угасла, а страх и отчаяние, ощутив пустоту, наоборот набросились на него с новой силой. Сердце заратца, казалось, вот-вот выскочит наружу.

Здоровяк, к тому моменту уже оправившись от нокдауна, взгромоздился на скованную в движениях жертву и, словно кувалду, опустил тяжелый кулак на лицо Хэя.

– Это тебе за Волынку.

Очнулся Хэй спустя три часа.

Вокруг оранжевые из кирпича стены с небрежной кладкой, исчерканные черной краской. По правой стене – узкие под потолком окна. Свет из них видимыми глазу лучиками освещал висящую в воздухе пыль. Большая навозная муха, жужжа, курсировала по всей комнате, временами залетая и в закуток с пленником. Воняло чесноком, потом, табаком и пылью. Сырой пылью.

Руки и ноги Хэя скованы кандалами. Четыре мощных крюка на двух противоположных стенах надежно фиксировали толстые, но недлинные цепи. Пленник посажен на широкий из стены выступ, спиной прислонен к стенке, неровности которой больно впивались в и без того израненную плоть.

Во рту ощущался вкус крови, горло пересохло. Ныла не только спина. Побаливали сбитые кулачные костяшки, подрагивала чуть опухшая слева скула. Урчал, требуя пищи, желудок.

Первые секунды Хэй был не в силах себя осознать: память о недавних событиях напрочь отшибло, а унылый интерьер не напомнил ему ничего из виденного. Пробуждение проходило постепенно.

«Есть хочется, – думал он. – И пить тоже… очень хочется. Спина болит, сильно болит, – он покряхтел и чуть повернул туловище, чтоб не касаться ушибленным местом кирпичной кладки. – Воняет чем-то. Сильно воняет».

Наконец он ощутил и холод на своих запястьях.

«Что это?» – пленник приподнял правую руку, на предплечье которой холодел железный зажим кандалов.

Хэй потянулся левой, чтоб снять его, но она, будучи облаченной в такой же браслет, достать до того не смогла. Мужчина разозлился, потянул сильнее – безуспешно. Мимолетный сигнал отчаяния вмиг напомнил ему о вчерашнем: