– Я уверен, что это первое разногласие между нами будет также последним, – сказал он, серьёзно смотря на своего товарища. – Сердечно жалею о случившемся. Проклятье, Мильнович! – он вдруг вновь вспыхнул, – что заставило вас поступить так, а не иначе? Я бы стерпел любые нападки, кроме этой. – Он сделал попытку улыбнуться, чувствуя неуместность своего тона. – Нападайте на моих лошадей, собак, да хоть на форму моих усов, но не трогайте мой взвод!
Мильнович до сих пор хранил молчание. Но тут он поднял взгляд от повязки на правом локте, с которой возился доктор. В его глазах было нескрываемое изумление.
– Я не нападал ни на ваших лошадей, ни на ваш взвод. О чём вы сейчас говорите?
– Ну, пусть не нападали, это неверное слово. Но вы плохо отозвались.
– О вашем взводе?
– Ну да. Что вас так удивляет, Мильнович?
Тот немного помолчал.
– Кое-что удивляет. Не могу понять. Я вообще никак не отзывался о вашем взводе, ни плохо, ни хорошо.
Слова прозвучали так отчётливо и с таким вызовом, что все, находившиеся в школе, услышали их. Секунданты обменялись вопрошающими взглядами. Очевидно, требовалось что-то прояснить.
Рэдфорд выглядел озадаченным.
– Да вспомните же, Мильнович! Разве не вы вчера после инспекции заявили, что мой взвод опозорил эскадрон в глазах инспектора, и что мои люди были похожи больше всего на мешки с картошкой, привязанные к спинам коников?
– Вчера?
– Да, конечно, вчера.
– Кому я сказал это?
– Кому, ну кому… Несси Мееркац. Я не хотел упоминать её имя, но… делать нечего.
– Стало быть, на основании её слов вы и вызвали меня?
Мильнович смотрел на своего товарища с каким-то непонятным выражением в пронизывающих чёрных глазах, а его довольно тонкие губы превратились в одну линию.
Рэдфорд вспыхнул. Он понял уже всю опрометчивость своего поступка, хотя и не хотел себе в том признаться.
– Да с какой стати мне сомневаться в ней? – Он говорил, волнуясь и спеша. – Она не придумала это. Конечно, эти слова были сказаны.
– Но не мной. Единственное, что я сказал вчера Несси Мееркац, это – «дайте пройти».
– Хотите сказать, это были не вы? – в ужасе возопил Рэдфорд. – Бога ради, скажите, что это были вы! Сознайтесь, это была ваша шутка насчёт картофельных мешков!
Он сделал шаг вперёд, умоляюще глядя на своего товарища.
– К сожалению, не могу оказать вам эту услугу. Вы уже слышали, что я сказал.
– Значит, это правда были не вы?
– Совершенно определённо, не я; я не тот человек, который сделал приведённое вами замечание.
– Великий Боже! Тогда зачем вы приняли мой вызов?
– Потому что мне дали понять, что яблоко раздора – вопрос церковного ритуала.
– Церковный ритуал, ну да! Я не мог придумать лучшего предлога в тот момент, и мне не особенно хотелось, чтобы моё имя соединяли с именем этой маленькой лахудры Мееркац, ведь если б я привел этот отзыв, мне пришлось бы назвать и источник. Так что я уцепился за эту перепалку за ужином, и только мои секунданты знали настоящую причину. Конечно, я думал, вы поймёте. Боже, что за путаница! Что ж я сделал?
– То, что вы должны были сделать, но не сделали, это – более внимательно изучить дело, прежде чем посылать секундантов.
– Да, да, это верно, но я едва соображал, что делаю. Вы знаете, как инспектор был крут со мной, – полагаю, по заслугам, но я был вне себя. Я чувствовал тревогу, унижение. Теперь-то я всё понимаю. Но ей-то зачем лгать? Вытрясу душу из этой девчонки! Мильнович, вы меня простите? Я не смогу себе простить!
Он шагнул ближе и импульсивно протянул руку.
– Вы видите, что сейчас я не могу пожать вам руку, – сказал Мильнович довольно холодно, по сравнению с взволнованным тоном его собеседника.