– Пошли, проверим насосы. Бог никуда не уйдёт, а мы можем утонуть… насосы. Сергий? Насосы!
Но дубля два не случилось: Сергий, похожий на более осмысленное животное, а не на кролика, и не думал чапать к насосам.
«Сейчас бы Сотникова сюда», – подумал Мишаня.
Сотников отчего-то всегда знал, где его с нетерпением ждут. Он явился после пятых дублей.
«Опять…» – Мишаня считал, что его мысли передаются через остаточный интернет по старым подводным кабелям с выходом на вышки островных платформ, а затем через пси-излучатель в мозг Сотникову.
– Кажется, мы договаривались, Миша… кажется… если, кажется, то не лечится… Ты чего не в трюме? – бросил Сотников Сергию.
Мишаня знал, что скажет Сотникову, и день, и два назад насчёт прилёта в рожу по зубам, но сейчас – полный мрак. Сотников никак не мог уйти, не поняв обиду ничтожного человека.
Хоть Сотников и молчал, он приговорил Мишаню к отлучению от наставничества за ещё один прогул. Мишаня не оценил спуска Сотникова и заявил, что нашёл своё призвание в палубных матросах.
– Вот так новость! М-да…– упорхнул Сотников.
Сергий встал в проходе и никак нельзя было на него не смотреть.
– Что, если я схожу к доктору?
– Он не поможет. Это душа больна. Был бы шишак у тебя, доктор приложил бы холодненькое. Да ты и сам можешь. Смартфоны, айфоны… можно, конечно, к доктору сходить.
– Сначала насосы. – Мишаня слез с койки.
Сергий щипал редкую бороду.
– К доктору на обратном пути, а сейчас – в трюм, – сказал Мишаня.
3. Пробуждение
– Не пойму, откуда сифонит. – Искал Якорев.
– Мил человек. – Сергий метнул глазами без определённой траектории. Мишаня понял, что у Сергия снова помутнение. – Течи нет, – вздохнул Сергий, как большая корова.
– Да, но пол мокрый.
– Ну, так… – Сергий посмотрел на Мишаню, как на придаточный орган к трюму.
– Матрос Сергий, это ваше задание: найти, где сифонит, – напомнил Якорев.
– Безбожники. – Сергий разглядывал углы. – Ящики с рыбой… полные.
– Подвинуть – не судьба? – рявкнул Якорев. – Давай сам.
Мишаня сиганул с Якоревым. Момент был выбран не случайно, чтоб оставить Сергия вспоминать свой матросский долг. Процесс пойдёт эффективней в одиночестве, – считал Якорев.
Мишаня не участвовал в договорённостях Якорева и Сотникова вернуть Сергия в рабочий строй. Ему было не до Сергия. Якорев – вот за кем чуть ли не охотился Мишаня.
Диодные ленты томно освещали отпотевшие стены. Пластик местами осыпался. Судно неминуемо пожирала старость: наверху ещё держали внешний вид, а здесь – всё оставлено на самоуправление ржавчине. Человеческие руки если что и делали здесь, так это нычки.
У Мишани был план, далеко идущий за пределы плавбазы. Он верил, что не за горами день, когда ещё кто-то догадается. Он хотел быть первым, но в одиночку провернуть такое… Мишаня сник, как только подумал о поиске единомышленников.
Из трюма в трюм Мишаня плёлся за Якоревым и чуть не выронил свои внутренности: Якорев неистово вопил.
– Ты нормальный?!
– Теперь ты знаешь, насколько крепки твои кишки, – ржал Якорев. – Ты хотел мне что-то сказать? Сергий наконец-то вспомнил, что его руки созданы не только, чтобы кадилом махать.
– А я…
Якорев не стриг бороду, словно отгораживался проволочным забором от собеседника. Он соединил в своей душе наглость, рыбу и минимальные нормы хлеба, которые благодаря Якореву входили уже не просто в пайки, а в идеологию достойной жизни. А ещё он никогда не забывал о себе: неизвестно откуда он выдернул подмороженную горбушу, мерно срезывал пластиками рыбу и клал в рот.
Мишаня созерцал Якорева, безмятежно постигающего сыроядение и бубнящего о традиционном питании. Столь непритязательным был не только Якорев – всё поколение моряков, основавшее плавучий город и передавшие в будущее устные страшилки о так и неисчезнувшей рыбе.