– Нужен первоначальный взнос для любого начинания, а только потом дипломатия.

– Зачем взнос?

– Да просто так, Миш. Это залог лояльности. А иначе…

– Что?

– Сотников не шелохнётся. А островные, наоборот, зашевелятся. Ты у них хлеб отбираешь и будущие прибыли. А им печёт, ух, как печёт тебя сломать, потому что ты оказался умнее. И дипломатические нюни не помогут. А островные также общаются с другими островными по пси-короткой связи, скооперируются и утопят наши баржи, а мы начинаем всё сначала.

– Пусть сначала свои дырявые корыта починят.

– А они смогут, Миш. И починят, лишь бы у тебя ничего не получилось. Сотников не пойдёт на конфликт с островными, если не будет уверен в более надёжной силе. А её нет, Миш.

– Это мы, Коля. Мы – сила! Только мы не в нашем полуголодном состоянии, а через полгода, когда будет картошка, лук и прочие наземные вкусности.

– Ты говоришь об успехе, когда ни росточка не посажено, агрокоин живёт только в твоём воспалённом мозгу, а Сотников непременно безмозглый и согласный. При таком раскладе всё идеально сложится. Сотников расшаркается, островные потрут ручки, беднейшие побегут на баржи наперегонки махать мотыгами и, честно, заметь, самый невозможный пункт – честно добывать агрокоины. Математически всё правильно, но не в человеческом мире. Тебе первому прилетит в лоб на этапе сбора рыблей для взноса. Как только ты озвучишь, сколько надо, можешь прыгать за борт, пока не забили.

– Много?

– В три раза больше, чем мы выгружаем за месяц.

– Это ж… непосильные объёмы.

– Поэтому все сидят на попе ровно и молча жуют горбушу. – Якорев внимательно посмотрел.

– Если преодолеть эти поборы, через год или два такие сложности будут казаться смешными.

– Что непонятно в выражении «не осилить»?

– Ты говоришь о прямых методах, а нужно действовать хитростью.

За несколько секунд глаза Якорева метнулись раз десять.

– Часть рыблей можно передать сразу, а другую часть – после договорённостей о неприкосновенности барж и агроплатформ. Лучше всего размещать подобное в нейтральных водах. Жизнь островитян тоже зависит от рыблей. Они глубоко не заходят на дырявых корытах. Хитрость заключается в форс-мажоре: нужно правильно обыграть, что мы пострадали от стихийного бедствия или невыносимой поломки. Главный островитянин слушает, а Сотников говорит, говорит… суть разговора – не как таковой, а по принципу цыганского гипноза: увести внимание и внушить реальность форс-мажора, где единственным способом спасти судно – скинуть балласт с палубы.

Якорев недоверчиво посмотрел.

– Скинуть рыбу с палубы, – повторил Мишаня.

– … мы скинем рыбу, которой не было. От перестановки пустоты к сумме не прибавится. Нам нечем будет откупаться, – заметил Якорев.

– Да, но мы выиграем время. Месяца за три рассчитаемся. Нужно, чтобы Главный островитянин остался наедине с Сотниковым без сошек.

– Чьих сошек? Наших или их?

– Ничьих сошек! В присутствии Сотникова у многих начинается помутнение.

– Да… это было бы кстати. Если их обоих свалит амнезия…

– Мы, скажем, что передавали рыбли, а Главный островитянин подтвердит.

– Не нравится мне, что от случайного помутнения зависит весь план. Это хуже, чем гадание по волнам, хуже, чем… – критиковал Якорев.

– Хуже, хуже. Амнезия, оказывается, имеет свою орбиту, каждые три недели. Иногда две. Но есть предвестники! После массовых жалоб на мигрени через шесть дней запускается амнезия!

– Хотелось бы поточнее. Но в целом оно так, – нахмурился Якорев. – Мигрени тоже разные: после лютых амнезия полная, а слабенькие мигрени – и амнезия дохленькая.

– Будем надеяться на полную. Ну?