– Не верит… – на полуслове прервал он ее монолог (так же, как прежде, уставившись в бланк)… – Уступает нашему одному на двоих воображению только ради меня. Зачем я ей? Зачем ей эта уступка? И не ближе ли она к этой самой моей мечте, чем я сам? Не к мечте-фантазии – к мечте-откровению. Что́ если человек – только то, что в Евангелиях, только таким и замыслен? Музыка, текст. Она – мелодия, я – слова. И каждое исполнение – сочинение к следующему. Но не связанное с музыкой и словами – не достигается… Музыка и язык. Вот и все откровение. И оно – ее мечта, не моя. Тогда меня вообще нет… Я думаю: я и здесь, и там. Во времени и больше чем. Но если нет больше чем – я не могу разорваться, что и означает: меня нет нигде. Ни там, ни здесь. Нет ни Создателей, ни их среды. Я стремлюсь в несуществующее. И при этом не живу в том, что существует. Меня нет… Даже стоящего там, за перилами, в кроссовках, на четверть выступающих над пустотой… Меня. Нет. Что такое эта моя идея? Этот выход вдвоем в над-полярный мир? Копни любую идею – под ней оскорбленное чувство. Гитлер. Ленин. Сталин… Партию, которую хотел основать Дэн, он называл «Партия здравого смысла». Как же еще ей называться? Оскорбленное чувство ищет защиты у смысла. Непременно у смысла… Откуда оно, это самое чувство, оскорбленное? Из зеркала. «Идея все исправит». Что именно? Что исправит? Как-то раз с интервалом в полчаса дважды заглянул в кабинет к Дэну, приоткрыв дверь тихонько… он не слышал… так и не оторвался от зеркальца… Нет. У меня к нему нет претензий. Ничего он мне не должен. Ничего не отнял. Они. Ничего не должны. Пара любителей зеркальца получает любимую игрушку в лице партнера. Красавица и… Бездарность…

– …Вот, значит, как… Стало быть, мое лицо – всего лишь внешняя оболочка, сквозь которую можно… проникать в над-полярный мир. Внешняя оболочка. Мало значащая для него, в отличие от того, куда он проникает (считается: на пару со мной). В принципе… по крайней мере, до известной степени… ему все равно, что это за оболочка – мое лицо и тело. Все эти подробности: я.

– …бездарность заключается, главным образом, в том, что человек занимается не своим делом! Лезет куда его не просят. Дар – сама жизнь. Жизнь, в которую тебя – милости (милостью Божьей) просят: только разгляди, почувствуй, куда! Куда именно. Будь гостем, а не хозяином! Вместо этого прут в гору. И жук, и жаба. Допустим, ты – глиальная клетка. Прекрасная, неповторимая, крайне важная на своем месте, будь оно болотом или дном морским чудесного незримого вселенского мозга. Это твое место – дар, осваивай его, не лезь в гору! Ощути, почувствуй в конце концов: без тебя на своем месте чудесное незримое не столь чудесно, в лучших его мыслях и чувствах есть и твоя составляющая. Без глии нейросеть – ничто… Что́ если и моя идея – не более чем оскорбленное чувство? Я тоже, как все, как большинство, лезу в гору, не чувствуя окружающей меня красоты?.. И лезу – от самого себя, от скрытой травмы, связанной с самоощущением?.. Все это в определенной мере, разумеется, есть. Я же земной. Со всеми земными прелестями. Но не оно, не вульгарное самосознание, движет моим воображением, которое тянется вверх до впечатления, что его тянут. Вот. Вот оно: там кто-то есть. Там что-то есть… А она не видит. Уступает только ради меня…

– Ну вот! Опять! – перебив… не выдержав… схватила она его за руки. – Я не знаю, что означает этот совершенно невозможный твой монолог! Ты говоришь, как будто думаешь вслух! Как будто меня здесь нет!..

– А я тебе скажу, что. Что он означает… – со сжатыми в ее руках своими запястьями поднял он глаза на нее… – Только не он, не мой монолог, а они – наши с тобой монологи: твой – совершенно невозможный для меня, а мой – для тебя (раз ты говоришь, что я думаю вслух и говорю невозможные вещи, приходится верить)… Все это может означать только то, что мы с тобой – в над-полярности. А ты думала: переход будет как-то заметен?.. Никаких совершенно невозможных наших с тобой монологов там, внизу, в кабинете, нет: через какое-то время мы, оставив переписанные начисто показания, покинем его. Но здесь… Здесь мы – в общем сознании, одном на двоих. С виду – в этом же кабинете. На деле же… где? Где мы на деле? Я не проникаю чудесным образом в твою голову, ты не проникаешь в мою: мы сами озвучиваем свои мысли. Но как?