– Кроме паспортных данных, писать все то же самое? – уточнил Марат Петрович.

– Вы хотите изменить показания? – уперся в него взором майор.

– Н-нет… нет, конечно.

– Вот и хорошо…

– Но…

– Я слушаю.

– Не совсем понятно, для чего теперь эти самые показания. Мы ведь теперь знаем, как все было…

– А как все было?

– Кто-то держал и отпустил шар…

– Вот видите. Как я могу прекратить следствие, если шар держал и отпустил кто-то и зачем-то?.. У вас есть версии, кто и зачем?

– Ну, не такое уже это и преступление. Пускать шары.

– Вы себя сами слышите? Двое без пяти час ночи с разных сторон ступают на мост… ровно в час оказываясь на его середине… где кто-то невидимый в темноте, демонстрируя им самоубийцу, отправляет его с моста в бездну… отпускает нить, как мы знаем теперь… но не тогда, когда эти двое сразу же вызывают наряд… – майор выдержал паузу. – Указывайте паспортные данные, переписывайте без черканий-исправлений прочее – и свободны! Да, поскольку меня прямо перед вашим приходом вызвали наверх (Панкратов указал в потолок)… поскольку такое дело – времени у вас вдоволь: без моей подписи вас не выпустят, а насколько я там (в потолок) задержусь, неизвестно… Никуда не спешите?.. Тогда будьте, что называется, как дома… – одним слитным движением достав «штуковинку» из кармана, переместив ее в стол и заперев его, Панкратов развел перед собой руками, демонстрируя жест гостеприимства…

Дверь за майором закрылась.

Марат Петрович приложил палец к губам.

Анна Валерьевна кивнула.

– Он все знает…

– И надо же было звонить! Хотя, что ей оставалось… И я тоже хорош: взял и написал, что прыгнула женщина…

Произнесшие это уставились друг на друга.

– Ты говоришь обо мне в третьем лице?

– Что́ он знает? Почему в третьем? Я говорю? Я молчу. Как он может знать то, что мы и сами толком не знаем.

– Всё мы знаем. Ты просто устал. Ты же вчера согласился. Обычное секундное… – Анна Валерьевна покрутила поднятой рукой воображаемую лампочку … – а не… то, что ты там себе навоображал. Ты совершенно здоров.

– В здравом уме и трезвой памяти… Недавно где-то прочел… кажется, у Набокова: писательское вдохновение не имеет ничего общего со здравым смыслом…

– Я о том же. Функциональное отклонение. Не патологическое!

– Ладно… Пишем.

За окном нахмурилось.

– Обычное… – произнес Марат. – С моста сигать – это такой обычай…

Не перебивая, она смотрела на него, уставившегося в пустой бланк, продолжавшего:

– …когда ни назад, ни вперед. Вперед, в Правобережье, нельзя. А назад, значит, можно? Туда, где днем принимали… отца Дарьи Денисовны. Со всеми почестями. По всему дипломатическому протоколу… На здоровье… Да и нет мне дела ни до него, ни до… Дело не в ком-то конкретном. А – в само́м деле. Дело. Дело. В том-то и дело, что «дело». Дела. Круговорот достижения целей. Целе… сообразность. Все повязаны… до того – что нет никаких отдельно взятых целей отдельно взятых особей, а есть пронизывающая всё и вся целесообразность. Согласующаяся с образами цель. Перед которой – призрак стрелка́: это его цель формируется живыми картинами, образованными принимающими себя за людей… Вот в чем дело, а не в желаниях. Что значит: тянет? «Меня к тебе тянет…» «Их потянуло друг к другу…» Потом оттянуло. Друг от друга. Обе вещи – желание, нежелание – достигнуты. Но сами по себе они, обе эти вещи – не цель: всего лишь подозрение цели, впечатление от этого подозрения, эмоция его воспоминания… Возможно, подозрение цели спасло тебе жизнь, отвлекло от опасного пункта твоей судьбы… Возможно, наоборот: нахлынувшее впечатление незапланированно породило новую жизнь… А сумма всех возможностей – целесообразность. В чьи сети меня уже не заманишь…