Тут к коту Скарабей обращается:

– Потерялся?

Глас его древний осеняет пещеру под черепом спящего разума.

Кот сражен наповал. Эху гласа внемлет да как заревет.

– Ну что, познал утрату? Хочешь вернуться?

Сколько в зеркало ни смотрюсь, а все дивлюсь спокойствию и мудрости брата.

Кивнул заплаканный, хомяк на пару всхлипнул.

– Больше чайку не кликай. Между правым и левым тоннелем курс держи посреди. Возьми золотую пыль, пригодится в тиши. Все, спешите!

Хепри крылья расправил, вверх взмыл да скрылся. Мимо, близко. Око левое мне задел. След затлел на пороге измерения иного. Я подвис:

– Что же в брате моем такого, что каждый раз душа радуется?

Поспешал я настигнуть двоих идущих, вернее, ползущего и крутящего колесо.

Спустя несколько снов, настиг на очередном испытании.

Стоят, замерли, не двигаются. Перед ними извилистая тропа? Нет, кольца! Кольца, точно! Спящего Ужа.

Разместился он в ширину на весь проход. Притворяется, может. Посмотрим.

– Послушай, – хомяк на ухо шепчет коту, – Я с колесом не пройду, ты свободнее изворотливого. Обогни его тихо, неспешно, беги. Спаси себя.

Кот план тот не принял, разбудил махину.

Уж поднял голову, зевая, пасть разинул. С заднего ряда зубов истекает на землю яд.

– Что тебе надо, ретивый?

Ряды колец бесконечных разворачиваются мне до плеч. Не стучит сердце рептилии, а шипит.

– Пропусти кота, Хепри то разрешил, – хомяк осмелился.

– Жук ему разрешил? Ну, и где он? На выходе, как видишь, я один. И ужжжасно голоден.

Сверкнули кинжалы зрачков, Уж смеется безжалостно.

– Что тебе нужно? – осмелевший вконец вопрошает Кот, вспоминая крота.

– Жертва! Вот она-то мне и нужна! – расправляется Уж кольца во всю длину.

Свод Дуата собой подпирает траурная чешуя. Но не вмешиваюсь я.

Переглянулись двое, все поняли. Обоим не выйти живыми. Так пусть же решит Судьба!

Грызун запищал. Колесо крутанул на тридцать четыре раза. От паров ядовитого газа превратились искры в пламя да подожгли змею.

– Ну, прощай, счастливый! Джею юному передавай привет!

Питомец НеВещего разбежался, издал визг последний да забил собою пасть чудища.

Бросился Небелоснежный, но теперь уже Пепельный сквозь огонь да кольца удушающие – во тьму… Тут-то и вспомнил я всё, о чем говорил мне брат Хепри.

Вслед хвосту опаленному убегающему кричу последнее слово.

– Ба!

Солнце. Лето. Жара.

Я лежу на границе и вижу сон.

Идет Пепельный в подземелье подросший. Видит – то ли змеи, то ли роща. Подходит ближе – дурманящий аромат. Корни яблони манят к себе в объятья уставшего призрака Дуата.

– Где ты был, милый? – нежно спрашивает сквозь сон голос возлюбленный.

– Искал выход.

Она выдыхает:

– Нашел?

В ответ сыплет Кот пыль золотую на корни изъеденные, уязвленные ложью и ненавистью.

– Всё, довольно.

Тяжелеют веки. Секунды вьют из минут парсеки. Исцеляется дерево. Кот укладывается у корней в клубок и ждет.

Тридцать четыре унции пыли.

Разверзается в куполе Подземелья отверстие. Свет жемчужный – в конце тоннеля. К пепельному протягивается рука сильная.

Джей гласит:

– Ну, привет, СимБа!

Я просыпаюсь, потягиваюсь. Пора ловить мышей. Их что-то в доме нашествие. Хотя это всё так, суета.

– Смотри, Солнцеликий! – Барс Нежный кричит, подпрыгивает несется.

Джей выносит Пепельного. Тот вот-вот очнется и вспомнит значение своего имени.

Я улыбаюсь. И отныне приветствую тебя, СимБа.

Ибо то означает:

«Бога Душа».

Шепчу я во сне:

– Где ты сейчас, Одиссей?

Минуло тридцать четыре месяца с тех пор, как выпустил его в странствия. Разошлись мы в стороны разные. Он – на Север. Я – на́ море. В заводи к местному Богу Ямы13 – Яме14.

Тихо здесь. Мертвое чрево Червонного озера, словно склеп для душ мирового потопа. Консервация времени. Хранилище для сокровищ дракона. Но какого?