Стоят, смотрю, на границе они с хомяком. Тот не ползком, а колесо, что при жизни любил, да крутит. Так неспешно вдвоем и идут. Оголтелый на лапах, грызун – центрифугой. Крадусь в тени следом. Так и проследую до того света.

Хомяк говорит:

– Что ж ты, дурак, на чайку с лапами голыми. У тебя под боком Солнцеликий охотник. Спросил бы совета.

Фыркнул юнец:

– Да больно он важный, с приветом.

Хомяк тормознул, да как запищит!

– Враг твой – ГОРДЫНЯ, мой мальчик. Вот и пропал ты ни за что.

Лицо в серой маске склонил оголтелый набок. Грустен взгляд его от того, что так мало по́жил.

– Да не тужи, – сжалился проводник щекастый. – Путь в лабиринте подземном опасный, но шанс выйти – есть всегда.

Отправились вместе со мной на хвосте они – в царство Дуата11.

Колесо заклятое крутит хомяк. Из-под спиц выпускает искры. Так под вспышками двое выискивают тропы из тупиков.

Вдруг откуда ни возьмись – крот!

Червяка заглотил, принюхался да шипит:

– Кто такой тут смелый ступает по моему тоннелю?

Оголтелый пригнулся, не знает, что делать.

Хомяк берется за дело:

– Здравствуй, Дух слепой, трудолюбивый. Вот провожаю охотника я на птиц. Прости, что ступили в твой коридор. Не знаешь, случайно ль, где выход?

Встал крот на задние в полный рост. Стал огромным, шерсть вздыбил черную, из лап вылезают когти.

– Просто так тут не стенают. Что за гордость пропал – путник твой признает?

Сквозь веки, наглухо по договору заглушенные, крот и мне будто смотрит в душу. Слышал я, с Богом имел он спор. Коль выроет столько бугров, сколько звезд на небе, – получит зрение. С тех пор и роет из воли к победе. Заодно очищает землю. Только злобы уж больно много. Видать, веками да поколениями накоплена.

– Ну, что скажешь, маска серая? – вместе с земельником12 хомяк на кота взирает. Призывает к ответу.

Юный вздернулся, ухмыльнулся:

– Слепой крысе раскаяться до́лжно мне? Да кто он такой! Вот я – Кот!

«Эх, дурак», – я прицокнул. Весь род позорит.

Зашипел черный демон, как разозлился! Когтями в грудь юнца впился, трясет, изгоняет дурь:

– Слепота – пробуждение Духа! А раз такой умный, получай же не свет, но смерть!

Тут-то пасть крот разинул. Клыки, словно бритвы, вонзил уже было… Да вдруг хомяк бросается в ноги, пищит:

– Не вели казнить, страж темный! Видишь, темя его во сне! Взыщи по-другому!

– Тебе что с того, упокоенный в колесе?

– Речь идет о Судьбе, – напустил хомяк мистики.

Опустил демон юное темя на землю. Осмотрел со всех сторон. Дернул струны усов на три ноты, вердикт:

– Хм, действительно. Но оскорбительно сказанное тобой. Голову бы отсечь да бросить в котел чистилища. Так и сделаю, или… Кланяйся, проси прощения.

Хомяк смотрит на юного, взывает к рассудку. Я же замер. Из-за кулис держу на выбор с собою пари. Быть, или не быть?

– Прости меня, глупого, Дух подземелья. Демон могил, от вредителей избавитель. Спасибо, что днесь явился, отвлекся от дел. Укажи мне путь дальше? – поклонился огарок, хомяк выдохнул.

Крот же титулами усладился да возвратился к размерам обычным.

– Идите прямо, правей держите. Аршин через семь встретите разветвление, там и спросите.

Сколько двое в пути – неизвестно. Крутит спицы хомяк, кот идет понурый. Видать о жизни думает.

И вот, через семь аршин возникает… Мать честная! Майский жук! Тут я сам чуть было не воскликнул от дива. Что брат Хепри делает здесь?

Хомяк в колесе на ребро становился, искры сего приглушил, поклонился.

– Что тебе, служивый? – Жук гласит, на кота не смотрит.

Хомяк молвит:

– Великий брат Солнцеликого, тебя приветствуем! Вот уж чудо чудесное встретить тебя в Неподнебесной.

Урок пестуя с прошлой встречи, кот за проводником повторяет, преклоняется.