Амдерма, 70-е годы

Григорьев бросил свой тяжеленный багаж в общаге прямо в коридоре, поскольку коменданта уже не было на работе. Был вечер, и кто-либо из мужиков должен был подойти. Ждать ему не хотелось, и он пошел побродить по поселку. О целостности багажа Сергей не думал, так как в ту пору воровство на Крайнем Севере, особенно на зимовках, было чем-то немыслимым и каралось жестоко и мгновенно. Надо сказать, багаж был довольно ценным. В Питере у фарцовщиков на Галере он выторговал пять блоков американского курева, а у пьяницы и ворюги-мастера цеха с Красного Треугольника за трех песцов бартером хапнул десять вариаторных ремней от снегохода «Буран».

Итак, он прогуливался по поселку, по самой центральной улице. Как все дороги вели в Рим, так все закоулки и улицы Амдермы вели в ресторан. В полном смысле рестораном его сложно было назвать, он больше походил на салун из фильмов про ковбоев и очень Дикий Запад.

В полутемном зале за столами «гудел» народ: зимовщики, летуны и мариманы, вовсю шла навигация, дым стоял коромыслом. Сергей присел на свободное место и сделал заказ. Собственно меню изучать было не нужно. Оно было постоянным и незыблемым, как вечная мерзлота. Салат капустный, жареная оленина с картошкой. Водка, пиво и еще морс. Хотя все надирались до безобразного состояния, эксцессов не допускалось. Полярники народ сильный и благодушный, поэтому, если какой-либо «первозимок» начинал выпендриваться, то быстро успокаивался посредством удара в «бубен», затем приведением в чувство и дружеским добродушным объяснением, в чем он не прав. Потом «молодого» от души поили огненной водой и внимательно наблюдали за дальнейшим его поведением, определяя, можно ли с таким зимовать или сразу отсылать на Большую землю.

Кто-то тронул Серегу за плечо. Позади него стоял и улыбался во все свои стальные зубы их «дед» – старший механик полярки Павлов Петр Николаевич, попросту Петруша.

– Серега, привет! Когда прилетел?

– Да только что. А ты-то что не на станции?

Петруша почему-то замялся. – Понимаешь, – доверительно начал он. – Понимаешь, что-то парохода на станцию все нет и нет. Уже вторую неделю.

Все понятно. Дело в том, что Петруша дико боялся летать. Вертолет, самолет, воздушный шар – все вызывало в нем жуткое чувство страха. Он делался бледным, говорил глупости и икал. Самолеты он люто ненавидел и называл по старорежимному – аэроплан. Так что из родного Липецка Петруша добирался паровозом до Архангельска и затем ждал караван с навигацией, который заходил в Амдерму, а еще лучше прямо к Новой Земле.

Полярники крепко «тяпнули» и закурили «штатовских» сигарет. Между столами бродил сухонький старичок-ненец. Его знали все, это был сын знаменитого в давнюю пору первого «президента» Новой Земли – ненца Тыко Вылко. Дядя Ваня, так звали старичка, недавно снялся в эпизоде фильма «Великий Самоед». В эпизоде, без слов дядя Ваня сыграл чудно мудрого молчаливого ненца, дымившего трубку. Он этим очень гордился и поэтому третий месяц отказывался возвращаться к себе в стойбище к необразованным и далеким от высокого кинематографа соплеменникам. Поэтому дядя Ваня и бродил в кабаке, между столиками полярников. Периодически он останавливался у какого-нибудь столика, стучал по нему кулачком и спрашивал как-то утвердительно: «Я артист?! Артист?!» – народ немедленно соглашался, что дядя Ваня артист такой, каких свет не видывал, не просто артист, а великий! Остальные, сыгравшие в фильме ему в подметки не годятся. Правда, режиссер хороший мужик, но тоже не артист. Дядя Ваня выпивал, поднесенный стаканчик, и продолжал обход. После нескольких кругов он «вырубался» и добродушные мужики бережно укладывали дядю Ваню на лавочку у входа, заботливо накрыв кожушком.