.

– Не о том думаешь! – Черный господин схватил Екатерину за зад. Она инстинктивно дернулась.

Старый филин весело заухал и двинулся к выходу, утянув за собой удушливый запах пачулей. Уже в дверях обернулся, блеснул бриллиантовым зубом и исчез.

Щеки Екатерины пылали от стыда, хотелось догнать нахала и отвесить ему оплеуху. Но она понимала, что этот господин может ей сильно навредить. Конечно, по закону Екатерина имела право подать на него в суд, но подобные жалобы месяцами бродили по электронной сети, отсылаемые с одного судебного ящика на другой… И вдруг однажды, когда ты уже и думать забыл об обидчице, тебя вызывали в суд. Тебе задавали вопросы, много, много коварных вопросов. Тебя направляли пройти «публичную медкомиссию», где в каждую твою щель залезало несколько научных светил, которые не могли прийти к единому мнению. И в конце концов, тебя возвращали обратно в суд, где тебя раздевали, но уже перед присяжными. Те фыркали, подшучивали над тобой – конечно же, в рамках закона, – а ты стояла голая, приниженно улыбалась, и капающий пот смывал с тебя остатки человеческого достоинства. После долгих прений присяжные постановляли, что твое белое тело не может являться объектом сексуального вожделения для темной женщины или мужчины. Тебя обвиняли в неуважении к суду и даче заведомо ложных показаний. А там штраф или исправительные работы. Белый человек всегда окажется виновным перед темным.

Внизу в большом стеклянном холле Екатерина наткнулась на лежащую на полу женщину. Капюшон закрывал лицо незнакомки. Екатерина нагнулась к ней.

– Вам плохо?

– Нет, прекраснейше. Просто нравится валяться на полу и корчиться от боли, – голос незнакомки был старчески хрупким.

– Я могу вам помочь?

– Денег дай.

– Сколько?

– Много.

Екатерина выписала электронный чек на две тысячи рублей – сумму огромную. На эти деньги незнакомка могла сделать дорогостоящую операцию, если в ней нуждалась.

– Грехи искупаешь?

– Успех покупаю.

Две темные фигуры, одетые в черную кожаную униформу с металлическими вставками, стояли за колонной и наблюдали за Екатериной. Это были те самые латиноамериканки из зала суда. Косые тени ложились на их некрасивые встревоженные лица.

– Почему датчик не работает? – спросила высокая.

– Сдала на профилактику. Все законно, – ответила Толстушка, и в ее взгляде промелькнула нежность.

– А бомжиха на полу?

– Сейчас сниму с датчика показания.

– Давай, давай, действуй! – рявкнула старшая.

Высокая – Василиса – водила пальцем вдоль ложбинки фальшивой мраморной колонны. Ее подчиненная считывала информацию с датчика бомжихи.

– Ну? – спросила Василиса.

– Старуха из дома престарелых. Больна, четвертая стадия рака. Бездетна. Увлекается наркотиками.

– Ладно, глаз с Екатерины не спускай. Прощупай соседей. Всегда найдется готовая выполнить гражданский долг.

Лицо высокой милиционерши зашевелилось, силясь улыбнуться, от этого сделалось еще более уродливым.

– Заставим. Может, напрямик к детям? – Толстушка подняла на старшую выцветшие, липкие глаза.

– Ага, еще не хватает разбираться с комиссией по ущемлению прав несовершеннолетних!

– Так белые сиротки! Кому до них дело!

– Дура! Лишь бы повод нашелся. Вспомни махинации с премиями, – Василиса избегала местоимений. От этого ее речь была порою непонятна.

– А может, твоя мама что-нибудь перепутала? – прошептала Толстушка.

– Чего?

– Про сыворотку? Вася, к концу жизни она совсем того… – маленьким голосом сказала Толстушка и улыбнулась рыхлыми губами.

– Молчать!

Толстушка затихла.

– Надо еще к судье заглянуть и вызвать на разговор, – примирительно добавила старшая.