Но это я отвлеклась от детдома.

Детей там жило довольно много, разных возрастов. Не помню, как их одевали. Лето – майки-трусики, наверное. Кормили хорошо – бабушка приносила домой положенный ей обед, и я до сих пор помню незатейливую, но вкусную еду: щи, толстая рисовая запеканка с киселем из компота. Не думаю, чтобы ребята воровали у нас кур от недоедания – азарт, приключение! Потом курицу пекли на костре. Еще ловили в пруду мелких рыбешек – «сикильдявок» – и бабушка жарила им на сковородке.

Бабушка работала в детдоме и зимой – ездила в Москву, однажды и меня туда брала. Не помню ничего, кроме длинных коридоров и множества детей. Как-то раз она привезла недоеденные детьми пирожные – мама страшно ругалась, а я не понимала, почему. А бабушка, обрезая обкусанные края, ворчала: «Подумаешь, слегка надкусили! Выбрасывать что ли теперь!» Пирожные были редкостью на нашем столе.

Привозили детям кино, мультфильмы: помню, как смотрела вместе со всеми в столовой «Золотую антилопу». Потом поставили большие металлические качели – предмет зависти всех окрестных ребят. Еще помню, что приезжали военные со служебными собаками, показывали, как собаки работают – псы нападали на человека в телогрейке.

К осени детдом уезжал, и все это царство оставалось в мое полное распоряжение: и качели, и рояль в столовой, и пустые корпуса, где так гулко отдавалось эхо. Дедушка сгребал желтые и красные кленовые листья в большие кучи – так заманчиво было прыгать по ним и зарываться! Сухие листья сжигали, вился сизый дымок, горьковато и пряно пахнувший…

На участке росли грибы! Совсем давно, когда я была крошечной, можно было найти даже белые, а в мою сознательную бытность вовсю распространились свинушки. Свой первый подосиновик я нашла именно там – дедушка навел меня на аккуратный грибок в красной шапочке.

И первая любовь случилась со мной тоже там! Было мне всего лет пять, но прекрасно помню силу охватившего меня чувства. Мальчика звали Володя – лет 14-ти он был, наверное. Он любил играть с малышней: пугал нас, а мы, счастливые, с визгом разбегались. Как у меня сладко замирало сердце от желания быть пойманной! Я совершенно серьезно допрашивала взрослых: «А когда мне будет 18 лет, я смогу пожениться с Володей? А сколько ему будет лет?»

Никак не могу вспомнить, когда же детдом перестал приезжать…

И мама не помнит. Я уже училась…

Наверное, лет 12—13 мне было.

Дачи долго стояли пустые, заколоченные. Потом местные стали растаскивать все, что могло пригодиться в хозяйстве, освоились там и алкаши, развалив и засрав оставшееся. Сейчас на участке стоят два (или три?) замка местных властей. Понастроили, сидят друг у друга на голове, бодаясь заборами. Все изменилось.

Я редко хожу туда, очень сердце щемит…

Все ушло безвозвратно.

Дачники

Главные дачники были тетя Нина, дядя Женя, их сын Алюка и бабушка Татьяна Николаевна. Я от них не вылезала. Больше всего меня привлекали кубики: яркие красные, синие, зеленые и, кажется, даже желтые. Они были гладкие, блестящие, самых разных форм, и я, усевшись на пол по-лягушачьи, самозабвенно строила замки. Наверное, я была у дачников в печенках, но выгнать меня они не могли – хозяйская внучка! Когда они обедали, я и не думала уходить, и мама-дачница давала мне кусок белого хлеба, намазанный маслом и посыпанный сахарным песком. Было очень вкусно. Однажды дачники брали меня в Москву – в зоопарк, а с Татьяной Николаевной мы гуляли по Расторгуеву: она показывала нам разные цветы и что-то интересное рассказывала. Еще мы ставили кукольный спектакль. Помните детскую книжку про Огуречика: