А другой сон – совершенно космический! Это уж я была постарше. Мне снилось, что много людей стоит ночью и смотрит вверх, на небо, а там – огромный полупрозрачный серп, как бывает лунный, только огромный, во весь небосвод, но это не Луна, а… Земля! Земля такая, как она видна из Космоса, и океаны видны, и материки в дымке… Голубой серп Земли. И все говорят: это к концу света! Лет двенадцать мне было, наверное.
И еще один сон расскажу, тоже космический по своим масштабам. Это я уже взрослая была, работала. Начиталась книжек В. Конецкого про море, и снится мне такое цветное кино: будто плывет по океану большой корабль, и я на нем, но «я» – не «я», а персонаж какой-то неопределенный. Такое как бы авторское «я». И вот капитан мне говорит: «Не пропустите, сегодня увидим крест в океане!» Я выхожу на палубу и вижу: океан бескрайний, волны бушуют – все, а вдали из воды поднимается огромный каменный крест, настолько огромный, что корабль у его подножия кажется детской игрушкой.
Кстати, об игрушках! Я в детстве была просто помешана на лошадях – это последствия прочтения книжки Перовской «Ребята и зверята», где была история про девочек и коня. Книжку до дыр зачитала. Как я завидовала этим детям! Кого у них только не было, даже тигренок! Самые впечатляющие истории были про лошадей – как девочки выхаживали коня, а потом чуть сами не погубили. У меня были две пластмассовые лошадки – белая и коричневая, и еще жеребенок в бабушкиной коллекции фигурок зверей, но жеребенок мне доставался редко – бабушка берегла их и не давала. Там еще была собачка, вроде бы аист, а кто еще, уже не помню. Но все эти лошадки были статичные – такие маленькие скульптурки, весьма достоверно сделанные. Ноги у них не двигались, хвост и грива не развевались.
Даже сны снились про лошадей – один затейливый, составной, как матрешка: снится мне, что я скачу верхом. Такое счастье было! Во сне просыпаюсь – и снова я верхом, уже вроде бы наяву. Вот здорово!
Живую лошадь я редко видела – ну, проезжал татарин на телеге, запряженной лошадью – «Старррье берррем!» Бежали дети, несли ему – сейчас уж и не помню, что именно. В обмен давал мячик на резинке или обезьянку. А потом все прошло, вся это страсть. Наверное, после того как меня укусил пони в зоопарке – я ему протянула пустую ладошку, он понюхал… и укусил! Не больно, но неожиданно.
Еще были у меня китайские куколки – маленькие, в синих и красных брючных костюмчиках, с волосами из тонкого черного шелка. И кукла, привезенная дядей в подарок: младенец фарфоровый, у которого глазки закрывались. А в приданом были даже пустышка, бутылочка с соской, башмачки и комбинезончик. Несмотря на наличие кружевного платьица, куклу я назвала Димкой – в честь только что народившегося братика подружки, такое сильное впечатление произвел младенец. А потом, уже практически взрослой четырнадцатилетней девушкой, влюбилась в пластиковую куклу-блондинку, одетую в наряд Красной шапочки. Все-таки выклянчила! Назвала Мартой и долго ее любила… Куда она делась? А Димка жив до сих пор! Правда, глазки уже не закрываются, а таращатся… И от приданого ничего не осталось.
Кошки-собаки
Раз уж речь зашла о лошадках, расскажу и про прочую живность! Сначала про козу. Коза у нас была белая, звали ее соответственно Белка. Она паслась на лужке, привязанная веревкой к колышку. Завидев кого-нибудь, она поднимала голову, смотрела бессмысленными желтыми глазами и вопросительно ме-мекала. Козу я любила, а свинью боялась – однажды дедушка принес и выпустил из мешка на кухне совсем маленького поросеночка, а я вскочила на лавку и завизжала не хуже поросенка, так напугалась! Поэтому, когда какие-то официальные люди пришли к нам проводить учет домашнего скота, я решила козу спасти. Дело в том, что хлев был двойной: в переднем обитала коза, а во втором – заднем – жила в полутьме свинья, ворочаясь там и грозно хрюкая. Официальные лица свинью бы не увидели, а коза – вот она, пожалуйста. Возьмут, и отберут Белку! И дедушка на их вопрос так и сказал: