У ворот его дома стояла машина с московскими номерами. По базе владельцем высветился незнакомый человек.

– Вовка ее за долг взял у москвича, – выпалил сидящий у собачьей конуры Григорий. – И этот ваш, ё… застреленный… тоже должок, б…, с него.

Раскипятился, наговорил.

– У Владимира Кочетова прав на машину нету… – сказал участковый, отобраны… из-за алиментов…

– Ну, составляй, чё.

– Да, а где жила Алевтина Кочетова?

Ё-ма-ё! В земельном отделе Спешилову показали бумаги. Коттедж Савелия Никифорова построен на участке, где был дом и жила Алевтина Кочетова (Афанасьева). Дом она не приватизировала. В МФЦ он прежде значился, сельским советом был признан ветхим, снесен. Участок через земельный отдел продан по кадастровой цене Никифорову.

Natalia & Martin

Детство. Дом. Когда первый раз приехали в этот дом – Наталия села за стол и объявила, что ей здесь не нравится. Положила голову на стол на руки и отвернула в сторону. Стали мыть стены. Стены бревенчатые, гладкие. Просушивали ящики старинного комода. Проветривали дом. Открывали окна, гладили занавески.

Поля были голубые, потому что сеяли лен. Рожь выше головы. В арках, образованных высокими колосьями, вились дорожки. Овес свисал маленькими колокольчиками-бубенчиками, побрякивал.

А потом приехал мальчик, тоже из города, только совсем другого.

Светловолосый, с длинной челкой. Он был старше Наталии. Он собирал для нее землянику, плел туесочки из березовой коры, и Наталия находила эти туесочки с земляникой на крыльце.

…У соседки украли петуха. Наталия смотрела на свои искусанные земляными блохами руки, зуд не проходил. Шли дожди, в избе пахло сыростью.

Дожди шли беспрерывно. Травы наросло, белые зонтики выше головы. А потом дожди вдруг кончились. И все расцвело. Ромашки, чертополох, душица, клевер, лютики. На лугах волнами струилась тимофеевка. В саду зацвел жасмин.

В недостроенный флигель залетела ласточка. Наталия целый день слушала ее жалобный писк, видела метания. Лесенка стояла неустойчиво, но Наталия надела красовки и полезла. Открыла окна, ласточка взяла пике и выпорхнула.

В магазине сказали, что приехал фотограф. Делает снимки. Вроде как из Финляндии. Что тут снимать, думала Наталия, все давно разрушено. Еще и из Финляндии.

Рассказывать ему, что она тут спряталась в нору. Но это рассказывать слишком много. Просто сказала, что живет здесь.

– Ну вот, а зачем?..

И сад зарос как память…

– А помнишь, мы лазали на колокольню. Одели шапки-ушанки, чтобы не стукаться головой о своды. Когда лесенки кончились, лезли по канату. Наконец на верхотурине. Вид с высоты открывался совсем другой. Простор, захватывающий дыхание…

Колокольня в Вологде, Переславле, башня викингов в Выборге. Ничто не сравнится со старой деревенской колокольней.

Того мальчика звали Мартын. Теперь его имя звучало с другим ударением, Мартин.

– Это персонаж Набокова. Знаешь? – улыбнулась Наталия. – И ты на него похож.

– Здесь очень интересная красота, – говорил Мартин. – Тихая, а порой зловещая. Потому что болота.

Наталия вспомнила, как заблудились в детстве однажды в лесу с отцом. Ведь лес такой прозрачный, казалось бы, что плутать, а обманчивая прозрачность. И забрели на Попову пропасть. В детстве пугало даже само название. Ступали по кочкам, Наталия ступала в отцовские следы, глубокие, от сапог. Начерпали воды в сапоги. Ходили тогда за черникой.

– Красота здесь другая. Бурелом. Все ивняком поросло. Но что то есть… Хотел на Сахалин, в Магадан, на Камчатку. А вышел из поезда здесь. Не успели от Москвы отъехать.

– Сегодня как раз распустился жасмин. Мы фотографировались в юности на фоне жасмина, помнишь?