Лёг у кровати на мягкую медвежью шкуру. От пола тянет прохладой. Сладко потянулся, утренний воздух бодрит, не давая уснуть. За время странствий часто приходилось ночевать под открытым небом, поэтому к неудобствам привык, даже стал находить плюсы в казалось бы сплошных минусах. С улыбкой вспоминается время, когда-то даже от неудачного матраса болела каждая косточка, а почки каждый раз посылали куда подальше.

Зябко передёрнул плечами, скручиваясь как эмбрион в утробе. Сверху скрипнула перина, Клариэль повернулась другим боком, сладко вздыхая и бормоча во сне. Понять бы что, возможно разгадал в чём опасения Эрайи. По его словам, эльфийка опасна. Мир теней странное место, даже опасное. Когда я освоился в некромантии выше уровня подмастерья, у призрака открылась эта странная способность. Раз в день он может войти в совершенно иной мир, живущий вне законов времени и пространства. В нём смешивается прошлое и будущее, образуя нечто пока непонятное. Одно знаю наверняка – предсказания сбываются всегда.

Оставил думы на следующий раз. Мысли и без того бродят как сонные черепахи по песку, того и гляди, скроются в приливе усталости. Почему культисты видят угрозу именно во мне? Ответ вроде бы на поверхности. Выживших игроков – единицы. Способных держать меч – по пальцам пересчитать. А у меня уже получилось однажды изменить мир, значит чего-то да стою. Могу обломать рога или на крайняк – выбить зубы. Сон хоть и медленно, потихоньку затягивал в дремучие объятья, становилось труднее мыслить здраво, а потом навалилась чернота. Сны были отрывчатые. В одном видел, как отдыхаю у бабушки в деревне. Бабуля зовёт завтракать, а на столе уже ждёт стопка жирных блинов и банка мёда. В другом сне бежал по Москве, уходил от погони. Кто гнался и зачем – не важно, но страшно как взаправду.

Меня заболтало как при качке, сквозь сон услышал мелодичное:
– Ээй, просыпайся соня. Сколько можно спать! Сам же говорил, надо торопиться.
Осознание того, где нахожусь, и что происходит, немного огорчило. Силой воли разлепил глаза. В голове гудит, будто три ночи пил, а в животе хоть шаром покати.
– А что, уже утро? – спросил, поднимая усталое тело. Мышцы вспотели, слушаются плохо, даёт о себе знать использование высшей некромантии. Но по ощущениям запас маны полностью восстановился. 
Клариэль упёрла руки в бока, всем видом показывая, что спросил полнейшую глупость. Карие глазки подозрительно долго держались на мышечном рельефе, считали кубики пресса и возможно прикидывали толщину рук. Наверняка думает, специально разделся, хочу произвести впечатление. Наивная. Когда разглядывание стало уже неприличным, наконец сказала: 
– Скоро полдень, а ты только недавно перестал храпеть. Не мог лечь пораньше? Если бы хорошо попросил, так и быть, уступила кровать. На пару часиков разумеется.

Я почесал затылок. Под черепушкой мысли, как усердные шахтёры, долбят проход сквозь виски наружу.

– Хозяин ещё дома? Хочу перемолвиться парой слов.

– Гром с женой ушли в поле, будут вечером. Говорит, пару часов назад его разбудило ржание. Может, слышал конский топот, или ещё что-нибудь странное?
Я взял со стола деревянную кружку, отхлебнул пару глотков. Вода ледяная, аж зубы ломит. Остатки вылил на макушку. Боль в голове немного отступила. 
– Меня и кинжалом в ребро не добудишься, а ты о каких-то шумах. Собирайся. Раз хозяин ушёл, выдвигаемся прямо сейчас. Кони готовы? Накормлены, напоены, расчёсаны? Я больше за Клотильду переживаю. Обжоре можно и так, голодным больше проскачет.

Клариэль вскинула бровки, отчего те собрались в индейский шалаш: