Второй был в восторге. Непременно, непременно он должен заполучить себе такую ученицу: ради этого он жил и учился все эти годы – чтобы передать через неё знания величайшему. Да, непременно это должен быть лишь он…
– Превосходно, – услышал он голос Первого, и от неожиданности слегка растерялся. Первый в силу своих лет уже почти не разговаривал: в прошлый раз он размыкал уста года три назад, не меньше.
«Он хочет забрать себе деву пророчества в ученицы?! Нет, конечно же, по уровню это его право, однако же, чему он кого-то может уже научить, с его немощью?».
Тем временем, Первый неожиданно изрёк:
– Дитя, для нас будет честью считать тебя своей ученицей.
«Нас? Он выжил совсем из ума и о себе во множественном лице заговорил?».
– Действительно, – подхватил Третий. – Восемь дней в неделе, восемь мудрейших в Совете. Каждый из нас является лучшим в своём виде переиначивания, и мы будем рады передать тебе свои знания.
Возмущение Второго мгновенно сменилось смирением. На самом деле это была отличная идея: чтобы сохранить Совет единым, проще было поделить девочку между всеми поровну, и передать ей знания из разных областей в равной степени. А после инициации, конечно, останется лишь один – тот, чья способность проводить лихор будет схожа с её.
И всё же, было досадно.
«Хитрые шельмы, – думал про себя Второй, оглядывая мудрейших коллег, радостно перешёптывающихся. – Признайте, что алкаете обучать величайшего её устами. Я-то понял, я всё про вас знаю».
Улыбаясь, он попрощался с остальными, и вышел в коридор. Первый только что передал волю Совета жене правителя: Второй мельком заметил, как та изменилась в лице – словно бы положила в рот клубничку, а на вкус оказался клоп. Видно, успех будущей невестки её не обрадовал.
Раньше, пока девочку скрывали в северных холмах, причина такого отношения к ней жены правителя была понятна: ходили слухи, что внучка Небула – внебрачный ребёнок правителя, не зря же он её членом правящей семьи объявил. Но сейчас, когда дитя перед глазами, всем очевидно, что это – неправда, что её отец явно кто-то другой, с земель внешних переинатов.
«Узнать бы ещё, какой именно вид переиначивания она могла унаследовала от отца… – досадовал про себя Второй. – Ясно, как день, что переинат чаяния и исцеления в её лице никому не нужен: посему каждый из Совета будет её тестировать, пытаться утащить её на свою сторону. Возможно, даже попытаться инициировать до срока. И раз так, – решимость переполнила Второго, – я должен опередить их всех».
Глава 5. Решение мальчика
С хмурого серого неба сыпался мелкий колючий снег, скатывающийся в небольшие кучки на стылой, едва скованной ночным морозом, земле, – а лучше бы был мягким, падал ровно и сделал всё вокруг белоснежным. За спиной мялась огромная толпа, морозный воздух над которой клубился от гула перешептываний и пересудов – а лучше б молчали. Перед прекрасным гробом стояли трое: отец, сын и девочка – а лучше, если бы её не было. Отец настоял, чтобы Адайль присутствовала, как член семьи, но Эйтан знал, что мама предпочла бы не видеть её никогда.
«Не позволю, – стоял в ушах шепот матери, – я не дам этому случиться!».
Она постоянно повторяла это про его, Эйтана из рода Импенетрабил, будущего великого, который должен изменить мир, женитьбу на Адайль из рода Небула, деве пророчества, которая воспитает величайшего. Мать повторяла эти слова, сколько он себя помнил. Ровно столько же времени все остальные повторяли ему, что Адайль – его суженная, дарованная ему Миром. Лет до пяти Эйтан не сильно вникал в подробности и не понимал, отчего мама так сердится всякий раз, когда при ней об этом упоминают. Однако после того, как Адайль поселилась во дворце и каждый день мелькала перед глазами, и его начала тяготить эта предрешенность.