Отдохнуть и в ту ночь не случилось.
VIII
Послевоенная Москва неласково, а то и почти враждебно встречала многих вчерашних фронтовиков.
Столица ощетинилась строительными лесами, ей срочно требовались созидатели едва ли не всех профессий, но большинство вояк привыкли разрушать и успели подрастерять мирные специальности. На бывших тыловиков, ставших влиятельными бюрократами, не слишком сильное впечатление производили ордена, медали и орденские колодки, украшавшие кители и гимнастёрки демобилизованных…
«А кому теперь легко?» – утешал себя, как мог, Дементьев. Он не ныл и не жаловался на судьбу. Сегодня предстояла очередная попытка устроиться на работу. Все предыдущие почему-то закончились ничем.
Вот бы повезло на этот раз!
В гимнастёрке без погон, в галифе и сапогах, Владимир вошёл в кабинет главного врача одной из столичных больниц. На вид тот был, пожалуй, одних лет с ним, но бросалось в глаза, что военные годы прошли для него гораздо более гладко и сытно. «Упитанный товарищ. Из тех, кто дружат с физкультурой и умеют жонглировать тремя пудовыми гирями», – почему-то промелькнуло в голове.
– Здравствуйте! Я – старший лейтенант запаса военно-медицинской службы Владимир Петрович Дементьев. Звонил на прошлой неделе, и Вы назначили мне встречу на сегодняшнее утро.
– Присаживайтесь, – главврач, снисходительно кивнув, остановил на посетителе пытливый взгляд. – Да, припоминаю. Нам действительно очень нужны специалисты-практики, особенно хирурги. Ну и патологоанатомы по совместительству – Вы ведь согласитесь поработать какое-то время в морге?
Владимир кивнул.
– Правда, тут вдруг возникла одна серьёзная закавыка.
Главврач выдержал длинную паузу, почему-то сильно напрягшую Дементьева. Сокрушённо вздохнув, хозяин кабинета продолжил:
– Вчера я внимательно ознакомился с Вашим послужным списком. Причём, с подробным вариантом – Вы меня понимаете? – и обнаружил одну неприятную деталь.
В личном деле засвидетельствовано, что на фронте Вы работали много и хорошо, в нескольких госпиталях и, как говорится, прошли всю войну от звонка до звонка. Но кто-то письменно доложил куда надо, что подозревает Вас в возможном проведении хирургических опытов на трупах наших солдат и офицеров, которые были не совсем трупами…
– То есть как это – не совсем трупы?! Не понимаю.
– Ну, называя вещи своими именами, Вы якобы экспериментировали над телами ещё не скончавшихся красноармейцев. Точнее, над людьми, смерть которых официально не была зафиксирована и юридически зарегистрирована.
– И кто же, кроме военных медиков, должен был её официально фиксировать и юридически регистрировать под пулями и бомбами?! Может, судьи, юристы и адвокаты, срочно доставленные на фронт, в окопы, прямиком из Москвы?
– Не знаю, не знаю… И не хочу знать. Я в окопах не сидел. Но и не отлынивал, а, как теперь говорят, ковал великую победу в глубоком тылу. И горжусь этим.
– Какой абсурдный навет! Я же работал врачом, спасал жизни нашим героям. Сам был контужен фашистским снарядом. Разве мог поднять руку на кого-то из наших?
– Охотно готов Вам поверить. Но сначала правоту требуется доказать в соответствующих органах. Так сказать, очистить послужной список от, как Вы выразились, навета. Понимаете?
Ну а потом приходите, милости просим. Буду рад. У меня дефицит опытных специалистов.
IX
Покинув кабинет главврача, Владимир кипел от возмущения и бессильной злобы. Неужели это правда?! Кто из бывших коллег-фронтовиков оказался способен оклеветать его таким мерзким образом? Мысленно перелистав воображаемый фотоальбом с их лицами, он не смог заподозрить в подлости ни одного знакомого по прошлой жизни. И чего теперь ждать от судьбы, если эта ложь угнездилась в каком-то секретном персональном досье? Как минимум – придётся распрощаться с любимой профессией.