– Да, вполне вероятно, – поддержал коллегу тучный декан физического факультета. – Речь в этом случае может идти о некой механистической инерции организма, вызванной выбросом накопленной собакой энергии…

– А мне, как историку, позвольте поинтересоваться совсем другим, но не менее важным аспектом, – не упустил возможности напомнить о себе заместитель декана исторического факультета. – Какова цель данных опытов на биологическом факультете? Чему там учат студентов? Чего хотят добиться преподаватели, в чём состоит, так сказать, потенциальная материальная отдача, их вклад в строительство социалистического общества в нашем Отечестве? Какими достижениями университет сможет отрапортовать товарищу Сталину теперь, ровно через двадцать лет после победы Великого Октября? И, наконец, зачем будущие биологи издеваются над самыми верными друзьями человека, подвергая их мучительным предсмертным пыткам? Это, по меньшей мере, омерзительно! Какая-то бесовщина, честное слово!

– Мне кажется, – неуверенно возразил профессор Золотницкий, – что это первый в мире удачный опыт по замене такого жизненно важного органа, как сердце. Наш эксперимент может означать преодоление какого-то научного рубежа. Сначала тщательно разрабатывается техника по подмене больного сердца у животных, а потом – как знать? – и у людей. Конечно, в очень далёком будущем, быть может, лет через сто…

– Вот тогда-то и придётся всем нам собраться здесь снова, чтобы подробно обсудить всемирное достижение наших пионеров биологической науки. А пока это – чистой воды блеф! – выкрикнул замдекана исторического факультета.

В зале раздался сдержанный смех, постепенно переросший в громкий хохот. Ректор с большим трудом сохранял серьёзное выражение лица. Но вскоре и он украдкой вытер уголки глаз носовым платком. Встав, громко сказал:

– Объявляю заседание учёного совета закрытым. Всем спасибо за плодотворную работу, товарищи! До новой встречи в этом зале. Она непременно состоится, и, смею вас заверить, ещё в этом столетии.

Усталые, но довольные, учёные мужи весёлой гурьбой направились к высоченным дверям.

VI

Летом 1941-го мужская часть бывших сокурсников Дементьева добровольно явилась на призывные пункты. И почти всех вчерашних студентов, за исключением парней, забракованных даже не слишком придирчивой медицинской комиссией по причине близорукости и прочих недугов, отправили на фронт.

Одним из первых отбыл Владимир. И сразу же попал в крупный передвижной госпиталь, в котором помогал опытным хирургам. Совсем скоро ему стали доверять несложные операции. Особенно горячие деньки выдались в сражении на Курской дуге, где танки полыхали, как спичечные коробки. Зачастую вместе с танкистами…

Он терял немало друзей и коллег, а сам был словно заговорён от смерти и даже ранений. Правда, пережил одну контузию, когда снаряд взорвался в опасной близости, но это же пустяк для последствий «мясорубки», в какой его угораздило оказаться. Зимой 1944 года мало кто сомневался в исходе Великой Отечественной, а значит, и Второй мировой войны: вожди союзных держав вовсю кроили будущую политическую карту Европы. Однако на отдельных фронтах гитлеровцы всё ещё оказывали очень упорное, самоубийственное сопротивление частям Советской Армии.

Дементьев трудился в небольшом военном госпитале и уже пару лет слыл хирургом «с лёгкой рукой». Впрочем, ему приходилось не только много оперировать, но и работать патологоанатомом, терапевтом, пульмонологом, психиатром и далее по списку медицинских специальностей.

В тот поздний вечер, под неумолчный грохот канонады, бывший токарь Сталинградского тракторного завода и выпускник-отличник биологического факультета МГУ, был в белом халате, накинутом поверх шинели. Он не успел заснуть, когда потребовалось срочно прооперировать тяжело раненного солдата.