Дементьев с горечью размышлял об этом в автобусе, который, чихая вонючими клубами дыма, двигался натужными рывками по улице Горького в сторону Белорусского вокзала, когда раздался радостный возглас:

– Доктор, Вы ли это? Сколько лет, сколько зим, а мы с Вами ещё живы, курилки!

Владимир поправил очки и близоруко присмотрелся к немолодому майору, китель которого был усеян орденами. На самом видном месте, сверкая золотом, красовалась Звезда Героя Советского Союза.

Офицер пробрался через плотно стоявших пассажиров, крепко пожал и долго тряс руку Дементьева.

– Как же я рад Вас видеть, доктор! Как жизнь? Давайте выйдем на ближайшей остановке и хлопнем за встречу по сто грамм фронтовых. Я угощаю.

Они вошли в довоенную закусочную и успели занять места за высоким столиком. Тарелку украсило единственно доступное кулинарное блюдо – бутерброды из чёрного хлеба и селёдки.

Майор наполнил гранёные стаканы водкой.

– Жизнь прекрасна и удивительна, как метко сказал величайший из поэтов, сам проживший до обидного мало и пустивший себе пулю в висок. Она, наша жизнь, особенно расчудесна, если ты дважды вернулся с того света.

Первый раз оттуда вытащили меня Вы, доктор. Я Ваш должник по самый гроб. А второй раз, когда меня угораздило получить пулю из «шмайссера» почти точно в самое сердце – уже в Берлине, за четыре дня до капитуляции фрицев, – спас сам главный военный хирург Александр Васильевич Вишневский. Он так заинтересовался моим редкостным ранением, а скорее, выживанием, что лично сделал операцию и собственноручно меня выхаживал. И мы даже успели подружиться. Да что я всё о себе!

Давайте-ка ещё по пятьдесят грамм, и Вы расскажете, как привыкаете к мирной жизни в Москве.

– Да рассказывать-то особо нечего. Временно тружусь санитаром в районной больнице – замещаю постоянного коллегу. Снимаю комнату в коммунальной квартире на окраине. Когда не дежурю – ставлю кое-какие опыты. Правда, комнатёнка тесновата и мебели почти нет, но всё-таки собираюсь жениться.

Может, помните медсестру Лизу? Моя фронтовая подруга. С ней мне очень повезло, она переносит все тяготы, а главное – поддерживает меня морально. В общем, живу – не тужу, не хуже и не лучше других москвичей…

– Работаете медбратом? Вы?!

– Так получилось. Долго обивал пороги столичных госпиталей, больниц и клиник, а потом плюнул. Но сегодня снова попытался – и опять от ворот поворот. Всюду – отказы без объяснения причин. Видно, не вышел физиономией или фамилией. Какое-то время пришлось носильщиком на Ярославском вокзале поработать.

– Но Вы ведь хирург от бога, это знали все! Нет, дорогой товарищ доктор, с такой несправедливостью надо покончить немедленно. Ваши хождения по мукам должны прекратиться!

Я заброшу словцо Александру Васильевичу в ближайшие дни.

– Что Вы, что Вы, Юра! Не надо, прошу Вас. Неудобно беспокоить такого большого человека. Кто – он, и кто – я?!

– Это моя проблема. И решать её мне.

X

Дементьев робко переступил порог внушительного кабинета руководителя Института экспериментальной и клинической хирургии. В кресле за старинным столом, под парадным портретом Сталина, вальяжно разместился тучный пожилой, усталый человек в кителе с генеральскими погонами военно-медицинской службы.

Вот он какой, академик А. В. Вишневский собственной персоной! Владимир столько слышал о нём, а теперь предстояла беседа с глаза на глаз с великим врачом-легендой.

– Так-так, молодой человек. Значит, Вы решили посвятить себя экспериментальной медицине. Да ещё трансплантологии. А представляете ли себе, сколь трудна избранная Вами стезя? В науке она – одна из самых тяжёлых, неблагодарных и к тому же находится лишь в зачаточном состоянии.