Хозяин просто кивнул, но явно насторожился, услышав, что у меня нет ни одного документа, ведь, как известно, «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек».

Но Агния сумела успокоить его и убедить, что я – это тот человек, который им нужен.

Выйдя из аптеки, я зачем-то зашла в магазин арома-масел и свечей.

Купила пару свечей, пару благовоний, и кленовый сироп.

Потом в супермаркете купила упаковку клубники и взбитые сливки.

Вернувшись в клетушку, сразу прошла на кухню.

– Привет, псина. А я устроилась на работу. Представь себе, взяли без документов, за знания и талант. Теперь и свои деньги будут.

Так, ступай-ка ты пока в комнату. На четвереньках.

Он тут же подчиняется.

Достаю клубнику, мою ее как следует аж кипяченой водой, выкладываю на тарелку, беру сливки, беру пакет со свечами и благовониями, и с зажигалкой, и аки пава захожу в комнату.

Тело лежит на полу между кроватью и стеной.

– Ну-ка смотри, что у меня есть. Клубника и взбитые сливки.

Залезай на кровать спереди. Ага, вот так. Теперь высунь язык.

На высунутый язык выдавливаю сливки, потом кладу клубнику.

– Ешь!

Миг и клубники нету вместе со сливками.

– Вкусно? Будешь еще?

Он кивает.

Я повторяю процедуру еще три раза.

– Теперь твоя очередь меня кормить.

У него получается выдать больше сливок, чем у меня, это очень вкусно, но суть-то совсем не в этом.

– А теперь выдавливай сливки вот сюда.

Я скидываю майку и лифчик и указываю на свои соски.

– Сейчас я лягу, ты выдавишь на обе груди. И сразу начинай слизывать, но так, чтобы вообще не касаться моего соска.

Заденешь языком сосок, позже накажу тебя. Ясно? Голос.

– Ясно.

– Начинай.

В итоге он все-таки дважды задевает языком сосок.

– Дважды будешь наказан.

Ну что, уже темнеет, можно приступать.

Я встаю, иду смываю остатки сливок, обтираю грудь, возвращаюсь в комнату, достаю благовония, и поджигаю сначала их. Потом зажигаю обе свечи и ставлю их на пол. Больше поставить некуда.

– Ложись на постель на спину, раскинься.

Так. Теперь давай мне руки. Сейчас мы их свяжем, и привяжем к изголовью кровати. Так.

Теперь одну ногу сюда, а вторую сюда. Вот и прелестно.

Смотри, вот это – кленовый сироп. Сейчас я его погрею и покажу тебе, что мы будем делать. Жди меня, и я вернусь.

Когда сироп становится горячим, я снимаю его с плиты и несу в комнату. Там беру ватный тампон, опускаю его в сироп, полностью пропитываю его и прижимаю к сейчас почти незаметному соску.

– Ааа…

Сироп растекается по груди, волоски на ней слипаются, а сосок твердеет.

Делаю тоже самое со вторым соском.

Потом беру с пола свечу и начинаю капать на соски горячий воск.

– Аааа…

Тело содрогается от тактильных ощущений, и одновременно он мотает головой, глаза закрыты, а рот наоборот приоткрыт.

Тогда я начинаю капать воск ему в пупок.

И не сразу понимаю, что кожа становится красной не от воска, а от ожога.

– Больно, падаль? – сама не знаю, зачем оскорбляю его.

– Жжется…, – тихо скулит он.

– Сейчас начнет… жечь еще сильнее.

И я лью воск прямо ему на яички.

Очевидно, боль также стимулирует возбуждение, потому что член мгновенно встал, а псина громко завыла, натягивая веревки, держащие и руки, и ноги.

– Что, больно?

– Не надо, пожалуйста, не надо!

Ощущение такое, будто меня облили ледяной водой, одновременно ударили в грудь чем-то острым и провернули трижды.

Иду, приношу с кухни чарку с горячей водой и ватным тампоном удаляю воск с пупка.

Кожа красная, и в одном месте уже формируется волдырь.

Залитые воском яички приходится долго и муторно освобождать от парафина, в то время как он стонет от боли, настолько сильной, что ему приходится всякий раз стискивать зубы, когда я касаюсь там кожи тампоном.