– А людям не было времени отдыхать. Земля была лысой, приходилось много любить, мечтать и фантазировать, чтобы украсить её…

– Мечтать и фантазировать – одно и то же! – не смог перенести сын фараона восхищённый взгляд Нефертити, направленный на дерзкого сказочника.

– Мечты живут на земле, а фантазии – в небе…

– А бегемота тоже люди намечтали? – недоверчиво спросила девочка.

– Всё! И цветы, и деревья…

– И Нил, и пальмы, и Египет, – взял инициативу в руки будущий Владыка Нила.

– И кошку? – затаила дыхание Нефертити.

– С кошки всё и началось! – придал голосу трагизма и загадочности Тутмос. – Почему кот закрывает глаза и урчит, будто ему хорошо, подумал один человек…

– Закрыл глаза и уснул? – высказал предположение Аменхотеп.

– Так и сделал. Уснул, а во сне увидел других людей, другие страны, всё-всё другое. Проснулся, и… как закричит: вечернее солнце крадёт у нас сон! Пошёл вон, воришка! Люди подхватили: утопить вора в Ниле!

– А что сказало утреннее солнце? – дрожащими губами спросила Нефертити.

– Спасайся, брат, я заменю тебя! – героически выпятив грудь, предположил сын фараона.

– А говорил, не знаешь эту сказку, – улыбнулся Тутмос.

– А что… ответило… вечернее солнце? – почти беззвучно прошептала заступница котят и солнц.

– Я спасусь, но с этих пор… половина жизни у людей станет чёрной, – заплакало вечернее солнце и закатилось.

– Поэтому наступила ночь? – всхлипнула Нефертити.

– А вечернее солнце раскололось на луну и звёзды? – высказал догадку Аменхотеп.

– Чтобы люди не заблудились.

– Получается, он спас себя и людей? – въедливо переспросил будущий фараон.

– Не знаю, по-моему, лучше бы людям светили два солнца, – задержал взгляд на маленькой красавице Тутмос.

– А у меня итак два солнца: Атон и Нефертити! – с облегчением выдохнул спасшийся мечтатель. – Лучше скажи, что ты умеешь делать?

– Вырезать из камня разные фигурки…

– Тогда вырежи мне всех богов Египта! Их много. Тебе понадобится целый год, или два, чтобы ни одного не забыть. Забудешь, лишишься головы!

– Зачем тебе столько богов? – уловив что-то зловещее в необычном желании Аменхотепа, спросил Тутмос.

– Я растопчу самозванцев! – поднялся, затопал ногами юный еретик, желая показать, сколько сил ему понадобится, чтобы стереть с лица земли ненавистных идолов.

Бил ногами о землю, пока сам не упал, не забился в судорогах.

Эйе с размаху рухнул на него, прижал к земле бьющегося в конвульсиях воспитанника.

– Дух льва хочет войти в него, – объяснила случившееся разом повзрослевшая Нефертити. – А ты не бойся, твою голову я спасу.

– Спасёшь? – с необъяснимой робостью посмотрел на неё юный каменотёс.

– Хотеп добрый, сейчас я поцелую его, и он выздоровеет, – выбрала маленькая целительница удобный момент, чтобы приникнуть губами к побелевшему лбу юного поклонника единобожия.

Аменхотеп младший затих. Воспитатель подхватил его на руки, побежал во дворец…

5

– Надеюсь, его имя не улетит на небо, как имя моей мамы, – сочувственно проводил взглядом Тутмос сына царицы.

– Твоя мама на небе? – удивилась Нефертити. – Мою маму и няню зовут Тии. А твою…

– Просто, мама. Она умерла, когда я родился. Наверно, мне называли её имя, но я забыл. Помню только, карабкался в горы, как мог высоко, и кричал: «мама!», чтобы она меня услышала.

– Хочешь, я буду твоей мамой? – неожиданно поцеловала сиротскую руку Нефертити.

– Ты? Нет! Будь лучше… моим солнышком, – смущённо и восторженно посмотрел на девочку Тутмос, в качестве дара вытаскивая из кармана сливочно-жёлтую фигурку котёнка.

– Сыночек Солнца! – обрадовалась богиня его сердца.

– Если хочешь, я и тебя вырежу… из камня.