– Да, разве вы не видите все. Она не любит общение, ей наедине с собой хорошо. Ей нет до нас дела. Это мы вечно лезем к ней со своими разговорами, а человеку может быть не хочется нас видеть. Она хоть кому-то из вас писала первой или приходила повидаться? – друзья отрицательно покачали головами, – Вот видите, странная, она и не заметит, если самолёт перед её носом приземлиться, не то что нас. Слушайте, давайте завтра, вот завтра точно, зуб даю сходим. Но сегодня, ну прошу вас, дайте мне поработать. Я не хочу проторчать с этой проводкой ещё неделю. Тем более у меня странное чувство, что стены зарастают, это невыносимо! Похоже мне солнце вчера напекло в макушку, потому что другого объяснения, почему мне кажется будто я вчера уже бурил стену на третьем этаже, у меня нет. Или это было на четвёртом? Нет, уволюсь, уволюсь, как пить дать…

Тимур без слов прощания развернулся на пятках и убежал прочь. Он не понимал отчего проявил недовольство подругой, она никогда не доставляла ему не удобств, всегда была мила и обходительна при встрече. Его кажущаяся напускная жизнерадостность сегодня начала сбоить. Это был тревожный знак надвигающейся катастрофы и, пока он не сказал боле ничего лишнего, предпочёл удалиться, чтобы убить время за тем, что хорошо знал и умел, да и проводка не могла ждать, стены его подзывали к ответу, а он не смел не откликнуться на противный зов.

Трое оставшихся друзей волей-неволей тоже разошлись вслед за Тимуром. Неприятный разговор оставил на их душе осадок. Им почудилось будто они и в самом деле не очень хорошие люди, которые все года тревожили бедную Марту. Павлу особенно было тяжело признавать, что его добродетель была выгодна лишь ему одну. С этими мыслями он и отправился собирать кабели.

Ася и Саня последовали его примеру и уже были на полпути к супермаркету, когда неожиданно остановились и внимательно посмотрели друг на друга, как хотелось бы им всю их жизнь. Заботливые глаза смотрели неистово живо, и мужчина с женщиной едва сдержались, чтобы не закричать во всю глотку, они видели свою боль, но не подозревали ничего о боли своего ближнего, да и сейчас оставались слепы ко взгляду другого, выискивая в знакомом лице признаки чего-то более понятного и простого для осмысления. В жизни наступил момент, когда невыносимо тяжко быть близко, быть на расстоянии вытянутой руки, но не делать ничего, что могло бы открыть и самому себе истинное желание.

– Ась, скажи честно, – обратился брат к сестре, – Мы действительно ходим, словно недавно вышли из комы?

– Не знаю, – честно призналась женщина, – Я не замечала.

– И я. Но, если Тимур так говорит, значит это правда. Он бы не стал лгать. Он не такой человек. Он может обманывать себя, но нас никогда. Тебе есть что на это сказать?

– Нет. Сань, я правда задержалась. Это неприлично. Я же в конце концов управляющая в магазине. Какой пример я подаю сотрудником второй день?

– Да, конечно. Иди, но обещай, что мы с тобой ещё об этом поговорим. Обещаешь?

– Да, Сань, конечно.

– Всё хорошо? – мужчина посмотрел на сестру с недоверием.

– Да, да, хорошо. Мне и правда нужно… – она попятилась задом, едва не сбив с ног ничего неподозревающую женщину.

Впервые за долгие года, Ася не стала провожать Саню взглядом, он не стал этого делать тоже. В отношении обычных людей, не обременённых близкими узами, они выглядели всегда чудно. Она замечала это прежде, но с тех пор прошло так много лет, что она и забыла какое может у посторонних сложится впечатление об обыденных вещах, понятных только ей и её Сане. Это напоминание ей было неприятно, ведь чувствовать спустя время, это не тоже самое, что чувствовать на протяжении всей жизни. Похожее ощущал и мужчина, его окатило волной сомнения, ему на миг померещилось, что в его жизни всё давно пришло в негодность, разруха следовала за ним по пятам, и ему всего лишь удавалось скрыть это от себя долгое время. Но как бы там ни было, когда они разошлись по разным сторонам, все ощущения прошли разом, и прошлые мысли показались пустыми и ничего не значащими. Так им казалось.