— Не за это. В смысле, за это тоже. За это — по умолчанию. Но тебе-то на мои извинения плевать. Нет, за то… за разговор в приёмной. Я подумал, ты и правда решила мне кровь попортить.

Она вдруг бросила свою сверхважную миссию, развернулась к нему и ощетинилась:

— Радов, ты серьёзно? Ты думал, я… Да нужен ты мне!

Кажется, её одновременно поразило и смутило это открытие. И не зная, что с этим делать, она пошагала от него прочь, куда-то под одно из перекрытий, остававшихся здесь от старого, уже полуразрушенного универмага.

Ну уж нет, так просто она от него сегодня не отделается.

22. Глава 22

Остановилась она, только вступив под высокий бетонный свод, очевидно, и не предположив, что Макс отправится за нею следом.

— Ты за мной что, следить собираешься? Может, ждёшь, что я тебе и тут какую-нибудь пакость готовлю?

Макс не удержался, позволил себе коротко рассмеяться. И это лишь сильнее рассердило его невольную собеседницу.

Она уже собиралась добавить что-то ещё, наверняка столь же нелицеприятное, но он поднял руки ладонями вверх, словно сдавался.

— Эй, Стешина, осади. Я серьёзно. Ничего такого я не думаю. Просто сопровождаю.

Её напряжённые плечи чуть расслабились, но она продолжала походить на слегка взъерошенного, готового к нападению зверёныша. Очень симпатичного зверёныша, надо признать.

— Я о компании тебя не просила.

— А я не просил твоего разрешения.

Она таки опустила взгляд, не отыскав слов для ответа, и теперь молча вертела в руках телефон, будто вдруг забыла, что с ним делать. Они стояли под широким навесом между квадратными бетонными колоннами — конструкция относительно надёжно защищала от ветра и посторонних глаз. Неожиданный островок тишины в шумном центре города под пасмурным апрельским небом.

Макс наблюдал за её неловкими попытками сделать вид, что ничего необычного не происходит. Неужели она ждала, что ему надоест тут торчать и он, словно по волшебству, вдруг отступит, попрощается и испарится?

Её губы скривились, она кивнула:

­— Верно. И кто я такая, чтобы просить. Ты и раньше-то до чужих просьб не снисходил. А уж теперь — тем более.

— И что это значит?

— Будто и так непонятно. Только не говори мне, что большие деньги человека в тебе воспитали.

— Несправедливый упрёк.

— Почему же?

— Я эти деньги не получил, не выиграл и не украл. Я их заработал. Разница есть — не находишь?

Она закусила губу, помолчала, после кивнула, неожиданно признавая его правоту. Но жгучий огонёк в зелёных глазах горел по-прежнему ярко:

— Значит, труд даже из Радова может вылепить человека.

— Ксения, ты можешь мне, конечно, не верить, — он стал между нею и выходом из-под перекрытия, чтобы защитить от холодного ветра. — Но я не хочу с тобой ссориться. И всё не соображу, как сделать так, чтобы мы зажили дружно.

Она не поднимала на него взгляд, но всё же ответила:

— Никак. Дружно мы не заживём, пока не укатишь обратно в свою Москву.

Её ответ ему совсем не понравился. Не понравился даже сильнее, чем он предполагал.

— Ты вот настолько меня ненавидишь.

— Да, ­— почти грустно отозвалась она. — Вот настолько.

Но — странное дело — каким-то шестым чувством Макс ощущал, что это пусть и правдивый, но всё же неполный ответ. Она чего-то недоговаривала.

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты настолько меня ненавидишь?

И секунды хватило, чтобы её взгляд вновь загорелся.

— И ты ещё спрашиваешь?

— Нет, — Макс упрямо мотнул головой. — Я сейчас не о моём скотском к тебе отношении в школе. Здесь ведь наверняка что-то ещё.

Он бил вслепую, если признаться совсем уж начистоту. Но по наитию, доверившись чему-то, что подталкивало давить на неё в поисках того самого полного ответа. По-настоящему верного ответа. Потому что нервничала и мялась она наверняка не просто так и не от той самой ненависти, о которой так часто твердила.