Так молилась Машенька, призывая Бога Всевышнего, Единого во Святой Троице, совершить Свою волю на ней грешной. И теперь, в ту самую минуту, когда руки Александра развязывали чудный бантик на подарочке, Силы Небесные чудотворили над ним. Духом Своим Святым Отец Небесный послал радость в сердце чада Своего и оживил в памяти молодого человека образ чудной, кроткой, безкорыстной девы Машеньки Евграфовой, не красавицы со светских балов, а души-девицы, ангела-хранителя, сильной и чистой, и прекрасной душой и ликом. Александру захотелось вдруг поцеловать розовый подарочек и, удивившись на самого себя, он так и сделал.

– Господи, как  хорошо-то, – мелькнуло неожиданно в его сердце.

Захотелось обрадоваться в открытую, но… цензор, живущий в его голове, не позволил, и молодой человек быстро взял себя в руки. Тут же появилась мысль:

– Не расслабляйся, парень, не вольно, – почему-то голосом покойного отца.

Александр быстро собрался и не позволил себе расслабиться.

Дядюшка Володя очень надеялся на тёплый приём подарочка, знал и отцовским сердцем проникал в тайные чувства своей доченьки и конечно поддерживал её желание. А в сердце своём, которое умело думать, он со смирением просил так:

– Господи, пусть будет всё по воле Твоей. Ты Один знаешь, что лучше для спасения нас грешных. А моё отцовское желание Ты тоже знаешь. Христос-Спаситель, сердцеведец, растопи лёд души, самонадеянность и деловую расчётливость Александра.

И когда он подавал подарочек, то очень надеялся, что помощь душе братца Шурика обязательно придёт, пошлётся Богом Духом Святым. Нет, он ни в коем случае не хотел расслабленности, лени, неделовитости, а просил оживотворения души парня, поворота  её к Богу и труда с помощью Божьею. Он сам, как никто знал, вернее, познал, что значит труд в Боге и во славу Его. Как радостно он спорится и насколько легче и радостнее душе, как она становится податлива на добрые дела.

Они стояли вблизи прекрасно обновлённой конюшни. Молодой хозяин закончил работы совсем недавно, и лошади из времянок уже были переведены в постоянные, новые «жилища». Оборудование конюшен делалось по образцам заграничных фотографий. Александр провёл долгую подготовительную работу, сам всё выбрал, художнику-архитектору поручил сделать проект, щедро заплатив за него. Несколько раз приходилось увольнять нерадивых рабочих. Когда строились новые конюшни, сердце Александра трепетало. Всё его существо было собрано в единое горячее желание довести дело до конца и сделать всё не только хорошо, но прекрасно. И ещё всё время вдохновляла мысль или даже, скорее, мысленный лозунг:

– Так, чтобы отец порадовался…, если бы был жив.

Вдруг Александр взглянул на небо. Взглянул так просто, даже без особого внимания, как будто даже в пространство. Но нечто, что ему в данный момент, да, да именно в этот момент посчастливилось там увидеть не то что бы поразило его, а остановило в нём прежнее видение всего окружающего и как бы помогло переступить на новую ступеньку жизни, жизни внутренней, духовной. Небо во время этого разговора двух объединённых духом людей: одного – потерявшегося в огромном суетном мире сироты братца Шурика, и другого – чужого по крови, но любящего его всем сердцем беcкорыстной отцовской любовью и желающего спасения его душечке соседа дядюшки Володи – расчистилось настолько, что ни облачка на нём не осталось – только нежная, ласковая голубизна, льющаяся в самую душу. Оно стало будто живым полотном и в тот момент, когда «добрый молодец» привычно вскинул глаза, чтобы глянуть вдаль, живое полотно действительно ожило. Нежно-нежно розовое облачко стало выплывать из сияющей глубины неба. Именно из самой глубины. Это облачко обрамляло золотое сияние, как будто корона красовалась на великолепной розовой головке. Но самым чудесным и неподдающимся никакому на свете запечатлённому описанию было то, что облачко в своём золотом сиянии летело прямо на молодого человека, как будто он стал избранником, и к нему летит эта небесная благодать. А душе-то, в душе вдруг такая праздничность засияла, какой Александр отродясь не испытывал.