Помнится, писал сочинение на тему «Моя любимая книга», взяв за основу «Кавалера Золотой Звезды» Семёна Бабаевского, трижды лауреата Сталинских премий. Книг у нас дома было не так уж много, хотя мама на день рождения всегда дарила мне по две-три, сначала про путешествия и приключения, потом что-то посерьёзнее. Почему написал о «КЗЗ»? Так ведь книг Олеши и Булгакова в продаже тогда не было, ну а мне понравился характер главного героя – фронтовик, направленный партией в колхоз поднимать сельское хозяйство. В общем, написал, а заключительная фраза была такова: «Учусь и читаю. Читаю и учусь». Эти слова и стали причиной недовольства бывшей партизанки – отреагировала она коротко: «И только-то?» Видимо, ожидала, что я буду восторгаться сюжетом и литературным стилем, ну а слово «учусь» можно интерпретировать по-разному – ведь учатся даже на чужих ошибках.

Итак, прошло три года и снова пертурбация – во Вспольном переулке открылась школа №115 и наш класс перебросили туда. Школа мне сразу не понравилась – физкультура с уклоном в спортивную гимнастику, да и директор по прозвищу «Колобок» не внушал доверия. Ему бы на колхозной свиноферме командовать, типичнейший завхоз без малейшего понятия о том, как нужно воспитывать детей. Сашкина мама и тут приложила руку – через год мы вернулись на Козиху, в школу №112, где и просидели за партой ещё четыре года.

Не знаю, как сейчас, но в те годы практиковалось трудовое обучение, и вот стараниями директора, Бориса Григорьевича Лагуна, мы изучали устройство звукозаписывающей аппаратуры и один день в неделю проводили в Доме звукозаписи на улице Качалова, приобретая опыт обслуживания стационарных магнитофонов, а летом, перед тем, как перейти в одиннадцатый класс, целый месяц работали операторами звукозаписи – я с несколькими одноклассниками в главном здании ДЗЗ, другие на Пятницкой и Путинках. Как-то пришлось обслуживать Махмуда Эсамбаева – замечательный был танцор. Пластика движений – уникальная! В мои обязанности входило поставить бабину с плёнкой на магнитофон, заправить ленту как положено, нажать на кнопку воспроизведения и отрегулировать уровень громкости. Эсамбаев внимательно прослушал музыку к номеру, который он готовил, остался доволен и пожал мне руку, поблагодарив за профессионализм – ну в самом деле, ничего же не испортил! Это слабое рукопожатие запомнилось надолго – рука словно бы вовсе без костей, не удивительно, что такая пластика в движениях.

Класс у нас был очень интересный, достаточно сказать, что трое поступили в Физтех, двое стали журналистами, трое увлеклись гуманитарными науками. Особо стоит упомянуть Володю Брагинского, в 80-е годы единственного на весь Советский Союз специалиста по малайзийскому фольклору, Виктора Живова, дослужившегося до должности заместителя директора Института русского языка и Вадима Борисова. Володя в то время писал стихи, была у него такая замечательная рифма: «фонарей – на фоне рей», пробовал он свои силы и в прозе. Помню, как будущий журналист Коля Нейч предложил мне как-то проиллюстрировать Володин рассказ. Конечно, ничего хорошего из этого не вышло – техника у меня была на уровне школьного урока рисования. От Брагинского и пошло увлечение консонансами в нашей компании. Как-то раз и мне удалось порадовать публику своей находкой: срифмовал «трапезунд» и «радиозонд», вызвав одобрительный смех. Затем пути наши разошлись, но эти трое продолжали встречаться, связанные близкими профессиями – историк, лингвист и востоковед.

О Диме, так мы Вадима называли, хочется рассказать подробнее, и на это есть причины. Ещё в 70-е годы он примкнул к диссидентам. Вполне благополучный сын крупного чиновника из системы советских профсоюзов стал в одночасье противником режима. Насколько я знаю, причиной этого стала прочитанная им самиздатовская книга Солженицына, открывшая ему глаза на то, что происходило в нашей стране при сталинском режиме. Впрочем, на его мировоззрение могло повлиять и ближайшее окружение во время учёбы на истфаке, хотя в школьные годы он вполне лояльно относился к власти.