«Если кто-то попытается покинуть дом, убить на месте! – прорывался разъяренный рев Эйда. – Перекрыть выходы, пропускать только лекарей!» Потом снова наваливалась темнота…

Через какое-то время муть немного рассеялась и проявила пару незнакомых лиц, в белых лекарских колпаках, – кто-то старательно поит из чашки, осторожно поддерживая за затылок. И снова тьма…

«Вы умрете. Все. Понимаете это?» «Эйд… – плачущий навзрыд голос, через год или два. – Есть еще одно средство, самое последнее…» Неразличимый шепот. «Что-о?! – бешеный рык. – Тут все выжили из ума?!» Тьма. Еще год…

И вдруг – легко. Хорошо. Расслабленно…

Сознание проясняется, фокусируется… – черные пристальные глаза под низко надвинутой на лоб полоской платка – и тонет в сладкой неге…

Енька пришел в себя и открыл глаза.

– Ваше сиятельство! – наклонился сверху Айшик. – Как себя чувствуете?

Енька осмотрелся – просторная спальня, широкая постель, два больших окна, свет, день. На диване доресса, с опухшими от слез глазами, ее успокаивающе обнимает дорн. Два стража у дверей. Все испуганно смотрят.

– Что со мной было?

– Не знаем, – сжал зубы лейтенант. – Но разберусь, даю слово.

– Стоп, Эйд! – приподнял ладонь Енька. – Хозяева не виноваты! Я еще вчера почувствовал…ла себя плохо, – кивнул в сторону дивана. – Зачем ты так с ними?

– Ваше сиятельство! – немедленно заплакала маленькая женщина, муж ласково прижал ее за плечи. – Я сама готовила, с кухаркой! Никто не мог…

– Кто мне помог? – остановил поток слез Енька.

Все сразу странно замолчали и испуганно переглянулись. Айшик нахмурился.

– Где она? – продолжал Енька.

– Ваше сиятельство! – умоляюще подскочила хозяйка – Эйд хмуро оглянулся, и она снова боязливо опустилась на диван. – Она никому никогда не причинила зла! Только помогает, лечит! Поверьте! Я готова…

– Здесь, – нехотя перебил ее офицер. – Я задержал. Привести?

Енька кивнул.

Через минуту дверь открылась, и зашла она. Та самая, черноглазая. В низко надвинутом на лоб платке. Не старая, в темном, наглухо задрапированном крестьянском зипуне, с острыми темными глазами…

У них у всех такой дерзкий, вызывающий взгляд?

Первый раз в жизни видел ведьму.

– Как вас зовут?

– Мелисса, высокая госпожа, – по-простому поклонилась она.

– Что со мной было?

Черноокая пожала плечами:

– Недуг…

– Вы бы не смогли помочь, – не уступал Енька. – Если бы не знали причину.

Ведьма не ответила, осмотрительно оглянувшись на остальных…

– Оставьте нас наедине, – догадался бывший мальчишка.

Все, один за другим, покинули комнату, лейтенант испытующе посмотрел на темноглазую и закрыл за собой дверь.

– Вчера был только первый зов, высокая госпожа, – приглушенно начала вештица, когда стихли шаги с той стороны. – Приступы будут повторяться чаще, и каждый раз сильнее. И тогда… – она вздохнула, пронзительно глянув прямо ему в глаза. – Даже я не смогу помочь.

– Что со мной? – похолодел Енька.

– Робкий весенний цветок не может удерживать в лепестках шипастый орех кардула, – вдруг ответила с грустью, – как нежное тело девушки – душу воина…

Будто боевой топор упал на голову. Енька побледнел.

– Два сильных начала схватились между собой, – пояснила ведунья. – Женское и мужское, – покачала головой, – так не бывает. Пусть даже и с помощью черной магии. Если стать не дарена кровью родителей, то душа получает стать под суть – вы должны бы напоминать тигриц из низин Бароу…

Енька оторопел. Кто не слышал сказки про багриц? Женщины-воины, под два метра ростом, широкие в кости и крепкие руками, презирающие мужчин…

– Женская же – дарит привлекательность, – продолжала черноокая. – Нежность, хрупкость и мягкость. Как у вас… – печально вздохнула. – Простите, госпожа, но победить должно что-то одно. На вершине Оруэй нет места двоим. Если воин – значит, забудьте про красоту и женственность. Если женщина – выбросите свой меч…