Вааль содержал пятитысячную армию. В военное время, по идее, должна увеличиться до десяти. Впрочем, такие же обязательства были у каждого княжества.
У Аллая не было армии. Только городская и поместная стража, поддерживающая правопорядок. И княжеская дружина. Тысяча воинов, ходившая к Ясиндолу, была распущена по домам. Нет денег на содержание. Почему?
Навстречу уже торопился командир – успели доложить.
– Добрый вечер, майор, – Эйд небрежно щелкнул о бацинет и представил, обернувшись к Еньке. – Ее сиятельство, княгиня Эния Шрай.
– Миледи! – офицер склонился в поклоне.
Офицеры княжеской дружины по умолчанию считались выше армейских чинов – господский Дом есть господский Дом.
Енька тронул коня:
– Я хочу посмотреть на лес.
Ветер теребил волосы за спиной, беспокойно трепал подол юбки и меховой воротник теплой тальмы. Кажется, он начал привыкать к взглядам. К повышенному вниманию и даже подобострастию. Недолго ныла хандра по холопству?
Лес начинался в паре миль за околицей. Густая стена смешанного тайбола разбегалась в стороны и в глубь, вздымаясь по пологим склонам предгорий. Как старые латы, изъеденные ржавчиной, – тут и там виднелись группы высохших деревьев, распластавших сухие колючие ветки… Дром.
– Лес болен, – вздохнул Айшик. – Мертвечина поражает живое, и животные теряют разум…
– Насколько это опасно? – с тревогой спросил Енька.
Лейтенант обернулся к майору – тот с готовностью доложил:
– Раньше было массово, но в последние годы устоялось… – слегка усмехнулся, – видимо, поняли, что нельзя, – чуть помолчал и добавил. – Но и сейчас, почти каждые сутки, какой-нибудь одинокий бур или таежный тигр пытается покинуть чащу и пробиться в живые земли, – кивнул за спину на околицу. – Нам приходится их сжигать.
Через поле вдоль леса тянулась цепь дозорных, на одинаковом расстоянии друг от друга. Ваальцы не зря ели свой хлеб.
– Насколько он большой? – задумчиво спросил Енька, глядя на лес.
– Более тысячи акров, – ответил майор, – если с дальней восточной марью.
Енька помолчал, еще раз окинул взглядом бесконечный ковер зелено-ржавого массива и развернул коня:
– Ладно, достаточно.
Что-то совсем нехорошо…
Десять с небольшим лет назад в шахтах вдруг появились уммы. Очевидцы рассказывали: истошные вопли носились по бесконечным штольням, и кровью заливались стены…
Люди бросили шахты. Ушли. И вместе с ними, спасаясь от нежити, спустились горные звери. Густогайский лес оказался переполнен – теперь хищник выслеживал хищника – и все чаще нападал на людей.
Когда-нибудь перегрызли бы всех более слабых, и зеленый баланс восстановился – но уммам оказалось мало шахт. И однажды ночью они спустились в лес…
Лес обезумел. И бешеные звери ринулись на деревни…
А ведь здесь добывали антрацит. Лучший уголь во всем Семимирье – его продавали даже в Диору…
– Думаете, сможем вернуть шахты? – спросил по дороге назад Айшик.
– Хотя бы очистить лес… – вздохнул Енька.
Говорят, в Рашире умеют лечить лес. Может, и бред. Разве кто-то поверит ведьмам?
Деревья за обочиной укоризненно шелестят листвой, посматривают вечерними тенями…
Переночевали в Северьке, небольшой станице, с лавкой и комнатой для гостей, и с утра снова выдвинулись в путь. Болела голова, мутило желудок, но ничего не сказал лейтенанту – пройдет. На следующей остановке на ночлег, на большом постоялом дворе солидной слободы, наткнулись на местную стражу. Воины вытаращились на дружину и быстро ретировались, но спустя десять минут в таверну заявился запыхавшийся местный сквайр…
Енька как раз ковырялся в тарелке за одним из столов – стража расположилась за другими, аккуратно постукивая ложками, дабы не мешать высоким господским думам. Дверь открылась, и один из бойцов скромно уведомил, что сквайр Полесицы просит приема… Пропустить?