Енька не мог представить себя в платье. Вообще. Напрочь.

'Добрая госпожа, позвольте вашу руку…' 'Милая барышня, осторожно, тут ступеньки…' 'Очаровательная гуаре, вы как весенний цветок…'

Тьфу. Блевать хочется.

Перережет горло первому же, кто посмеет назвать его 'цветком'. Или 'зайчиком'. Или 'пушистой рулью'…

Однажды вырядили девчонкой. Силой. Сто лет назад. Платье даже провисело на нем минут пятнадцать. Но даже в самых страшных снах не пришло бы в голову, что когда-то оденет сам…

Как дышать?!

Как?!!

Уалл притормозил у первой попавшейся лавки и спросил дорогу. В центре немало постоялых дворов, но им по карману только за пару медяков, самый дешевый…

Быстро темнело. В сумраке проскочили какую-то площадь, темнеющее большое здание, на развилке у трактира снова уточнили дорогу. Мутные завсегдатаи, в засаленных зипунах и сюртуках с нетрезвым интересом поглядывали на Еньку – внутри все больше росло раздражение. Он когда-нибудь сможет привыкнуть?

Через пару кварталов углубились в кривую улочку явно небогатой части городка. На низеньких крылечках смутно виднелись какие-то угловато-угрюмые тени, вместе с вонью нечистот и периодическими воплями бездомных котов.

Когда над крышами поднялась луна, наконец нашли что искали – низенькая приплюснутая деревянная развалюха, со слабо освещенными ступеньками. Но отдохнуть так и не удалось. У крыльца обмахивалась хвостами пятерка лошадей, в неярком свете отсвечивали латы:

– Миледи? – один из воинов в полутьме щелкнул перчаткой о бацинет. – Приказано доставить.

– Куда? – изумился Енька.

Лошади тронулись с места, понуждая к движению, – дробь копыт заполнила темную улочку. Ко всем прелестям последних дней прибавилось нарастающее ощущение беды…

Ждали? Из Берлицы оповестили?

Город пролетал расплывчатыми контурами домов, редкие прохожие испуганно жались к стенам. Ближе к центру встретился патруль городской стражи, почтительно уступил дорогу. Серьезно? Енька оглянулся на силуэты бойцов – в темноте на плащах смутно различались гербы…

Неужели проверяли все постоялые дворы?

Минут через двадцать выскочили за черту города, каменная мостовая сменилась на проселок, и по бокам черной стеной поднялся лес. А еще через десяток минут открылась залитая лунным светом громада замка…

Оглянулся на Уалла – ассаец хмуро качнул головой. Копыта процокали по мосту, темные четырехугольники башен закрыли звезды. Заскрежетали поднимаемые ворота, оголяя колеблющийся свет факелов и просторный внутренний двор. У невысокого крылечка приземистого здания старший спрыгнул с коня и приглашающе толкнул толстую створку.

Крутые ступеньки закрутились куда-то наверх. Длинный каменный коридор, эхо шагов гулко рикошетит от стен. В глубокой нише – статуя Фиам со строгим лицом. У дубовой двери воин наконец остановился и почтительно приоткрыл: «Ваше сиятельство?»

Князь Вааля? Ну, конечно… Аккуратно переступил порог, будто ощущая на плечах тонну свинца…

В просторном кабинете за широким столом сидел старик. Читал бумагу. Окно задернуто портьерой, одну стену занимал громадный стеллаж с книгами-свитками, в другой трещал камин, гоняя по стенам причудливые блики. Дверь захлопнулась, бойцы остались снаружи.

Хозяин отшвырнул лист и оглядел обоих – колючие глаза внимательно изучили сапоги, плащ, задержались на лице. Неспешно отодвинул кресло, вышел из-за стола и, заложив руки за спину, обошел кругом… Ируд Хауэрр, владыка Вааля. Енька молчал. Ассаец всегда безучастен.

Хозяин оказался сутул, худ, сед и властен. Годы сгорбили плечи, но оставили твердыми разум и волю…

– Ты кто такая? – наконец нарушил тишину скрипучий голос. – Откуда взялась?