Как жить? Как думать, ходить, говорить? Колотило не от драки – к дракам давно привык. Колотило, потому как неожиданно ощутил себя настоящей девчонкой, к которой пристают мужчины. Полнейший набор ощущений…

– Дерьмо… – с чувством вынес вердикт. – Какие же мужики… дебилы…

   Пауза длилась целую секунду. Потом сзади грохнуло так, что подпрыгнул горшок на окне. Енька вдруг осознал, что только что произнес, – и к ржанию сына гор присоединилось заходящееся контральто.

   Выехали рано утром, как только солнце выглянуло из-за макушек сосен. Наемники тоже не спали, возясь возле своих лошадей:

– Доброй дороги, – поприветствовали, будто ничего не случилось. – Пусть все у вас наладится, прекрасная гуаре.

– Удачи, – ответил на вежливость Уалл, кивнув на расплывчатую гряду Идир-Яш. – Думаете, князь не в курсе об одинокой придорожной таверне?

   Оба хмыкнули и повели из конюшни лошадей.

– Считаешь, ждут караван? – спросил Енька, когда таверна скрылась из виду.

– Что еще тут делать двум матерым псам, в захолустье у гор? – резонно пожал плечами напарник.

   Дорога петляла между деревьями, стук копыт глухо разносился по лесу. В кронах весело перекликались птицы. 'Дружина ждет в Утрице, – лениво пробежала мысль, – а караван будет здесь. Однако…'

– Что, проснулась княжья солидарность? – усмехнулся Уалл.

– Иди ты… – огрызнулся Енька. Зараза будто всегда знал, о чем он думает.

   Контрабанда испокон веков цвела в Семимирье. Королевство старое и сильное, здесь мастерили-производили качественно. И платили за редкости дорого. А пошлины, как у бандитов…

   О собственной княжистости думать на хотелось. Страшно. Мысли путались. Да еще девушкой – вообще мозги вразброс. Что дальше? Как?

   Девчонки всегда были из другого мира. Он их не понимал. Вроде так же ходят, говорят, смеются, но… Богам неизвестно, что у них в голове. Девчонки. Предмет вожделений и желаний. И он теперь тоже из них? Серьезно? Вспомнилась Весянка – милая, добрая, заботливая, с ленточкой в русой косе… Кошмар. Лучше смерть.

   Окинул себя – под плащом пропорций не видно. Но раздражает непривычно прыгающая под поддоспешником грудь, ноющая поясница, и руки…

– Уалл?

   Горец чуть притормозил, выравнивая рядом коня.

– Думаешь, у меня может получиться?

– Что? – ухмыльнулся напарник. – Родить ребенка? Попробуй!

   Когда-нибудь его убьют. Точно.

   Обычный мужской юмор уже не воспринимался как обычный.

– Рыцарство, – попытался пояснить. – Понимаешь, я же тогда почувствовал… как что-то вошло и растворилось… И до сих пор, – похлопал по ножнам, – не ощущаю веса этого меча.

   Ассаец скептически поджал губы, потом вдруг перегнулся с лошади и приподнял Енькину руку. Некоторое время разглядывал, затем разжал пальцы – ладонь шлепнулась обратно на луку седла.

– Прости, – покачал головой. – Ты, конечно, можешь драться и все такое… – сочувственно вздохнул, – но настоящему волку нужно плечо. И крепкая рука.

– Но ведь оно не ушло… – не хотелось соглашаться Еньке.

– Нет, – не стал спорить друг, – инициация не исчезает. А вот измениться…

– Во что? – удивился бывший мальчишка.

– Я что, маг? – пожал плечами напарник и пришпорил лошадь.

   Утрицу проехали к полудню. Небольшая деревенька – несколько десятков низеньких изб с соломенными крышами, почти вросших в землю. Вдалеке на взгорке блеснула куполом колокольня, в центре мелькнули лавка и деревенская харчевня. Несколько крестьян в меховых безрукавках гнали стадо коров…

   Вздохнули с облегчением, когда оставили избы за спиной: с княжеской стражей обоим встречаться не улыбалось, хоть Уалл и справил подорожные бумаги у коменданта. Северяне любили заноситься своей независимостью.