Хит стоит на гравийной дорожке в янтарном свете. Он не один. С ним София. На ней черное кружевное платье в пол. Она одета для вечеринки. Зачем брату звать свою тайную подружку в Ледбери-холл, если он даже ни разу не сказал о ней Элинор?

Девушка складывает руки на груди и качает головой, глядя себе под ноги. Даже из окна видно, что они спорят. Хит берет ее за плечи, но София вырывается и идет прочь. Хит хватает ее за руку, разворачивает лицом к себе и целует. София не сопротивляется. Она – глина в его умелых руках, она поддается, а он ее лепит. Ревность – горсть твердых зеленых камешков во рту Элинор, которые грозят сломать ей зубы. Она отворачивается от окна, спускается и снова присоединяется к зажигательной вечеринке.

Дом на Блоссом-Хилл стоит особняком. Задняя калитка выходит в узкий переулок. Пройдя через него, мы оказываемся на небольшом поле, принадлежащем нашим соседям Рэю и Эйлин Батлерам. Это частные владения, но Батлеры всегда разрешали нашей семье пользоваться ими. Когда мы были маленькими, поле выглядело идеально – на ухоженном газоне в больших деревянных ящиках-клумбах выращивали фрукты и овощи. Теперь, когда соседи состарились, всё пришло в упадок. Кругом трава по щиколотку, клумбы не засеяны, сарай в дальнем углу разваливается, зеленая краска на нем потрескалась и облупилась.

Держа меня за руку, Оливия шагает по полю. Солнце палит безжалостно, от жары моя кожа краснеет, капельки пота выступают на верхней губе, скапливаются в ложбинке на шее и в ямочках под коленями.

Мы оказываемся на опушке леса – дикого, темного, густого, изрытого ямами. Однажды, совсем маленькими, мы заблудились в нем, и с тех пор я не осмеливалась сюда заходить. Деревья растут почти вплотную, их кроны из толстых ветвей не пропускают свет даже в самые солнечные дни, так что ориентироваться в лесу трудно.

– Оливия, я не знаю, как добраться отсюда до города.

Ее губы кривятся в улыбке.

– Я знаю.

Но меня не убеждают ее слова. Почувствовав мое сомнение, она подходит ближе. Я смотрю сестре в глаза: в них – ледниковые озера и летнее небо, незабудки и лепестки колокольчиков.

– Ты не веришь мне, Кейт?

Лес такой же темный, каким я его помню. Пробивающийся сквозь листву слабый золотистый солнечный свет поблескивает на шелковистых волосах Оливии. Мы протискиваемся между стволами, кора деревьев царапает голые руки, а сучки – щеки. Но здесь хотя бы прохладно. Я вдыхаю влажный запах земли. Слышен только звук нашего дыхания и хруст веток под ногами. Мы как будто за миллион миль от дома, хотя вышли из него всего двадцать минут назад. Кто здесь услышит наши крики? Страх проникает под кожу от мыслей о человеке в маске. Полиция сказала, что если он проник в дом через черный ход, значит, он шел через лес и поле. Впервые мне приходит в голову: скорее всего, это тот самый путь, которым он вел Оливию в ночь похищения. Я представляю, как она, спотыкаясь, семенит рядом с ним; его окровавленные пальцы; острое лезвие у ее горла. Представляю острые камни и сучки, которые впиваются в ее босые ступни, стук ее сердца, отдающийся в ушах; лесной мрак, который скрывает всё вокруг, как повязка на глазах. Я так накручиваю себя, что уже чувствую похитителя совсем рядом, за спиной. Резко оборачиваюсь, сердце скачет галопом. Но вокруг только деревья, земля и какое-то маленькое лесное существо, снующее в зарослях папоротника.

– Откуда ты так хорошо знаешь дорогу через лес? – спрашиваю я, чтобы отвлечься.

– Мы с Флоренс иногда бывали здесь. Собирали цветы и листья, чтобы делать из них духи, а когда посмотрели «Колдовство»