А потом в большом городе – совсем иные возможности для развития «особенного ребенка» и иная социальная среда. В Проскуринске же нет ни реабилитационного центра, ни библиотеки для слепых. Нет пандусов и слишком высокие бордюры. Не везде в транспорте объявляются остановки. Прилегающие территории не благоустроены: дороги разрыты, канализационные люки часто до половины открыты, на железнодорожной платформе – уйма каких-то ям и трещин. Как незрячему при такой ситуации добираться до учреждений, находящихся в областном центре? До старости с мамой за ручку?

По этому поводу и по поводу невозможности третий год получить путевку на санаторно-курортное лечение Ольга даже была на приеме у «отцов» города, но в ответ услышала:

– У нас в стране – уйма незрячих. Всех не облагодетельствуешь. Рекомендуем вам переехать в деревню Русиново под Калугой. Это – поселение для слепых. Там, на улицах, установлены поручни и звуковые светофоры. С 1948-го года функционирует предприятие легкой промышленности «РУСиНовоПак», где четыре дня в неделю незрячие работники собирают медицинские пипетки. Тут вам и трудоустройство для вашего парня, и жилье, и социальная среда. Недавно там построили школу, заложили реабилитационный центр…

– Отправьте в эту резервацию кого-то из своих близких, и спасибо вам за чуткость, – хлопнула дверью Котельникова.

Переезд в областной центр был чреват большими сложностями. Нужно было сделать квартирный обмен, но обменять трехкомнатную квартиру в районном центре на равнозначную в областном не представлялось возможным. Или с солидной доплатой, или на двухкомнатную, а то и однушку. К тому же, сначала квартиру нужно было приватизировать, получив доверенность от Олега, от которого уже полгода не было слуху ни духу. Ольга надеялась, что в ответ на ее телеграмму муж позвонит и пообещает подкинуть недостающую сумму, тогда им с сыном не придется при обмене терять одну комнату. Но Олег не позвонил, сумму «добровольного вспоможения» не увеличил. Спасибо, хоть выписался из квартиры и прислал свое заявление на развод, в котором отметил, что ни на Ваньку, ни на совместно нажитое имущество не претендует. Обязуется добровольно материально поддерживать сына-инвалида, и, если Ольгу это не устраивает, она вольна подать на алименты. «Ну, что ж, – смахнула слезу женщина, – по крайней мере, честно, конкретно, без обиняков. Можно приватизировать жилплощадь и приступать к обмену».

Летом она целыми днями моталась по разным юридическим инстанциям и вариантам обмена. Все это время Ваня жил в интернате. Из их класса, кроме него, родители не забрали на каникулы только трех детей – Кольку Семенюка, Серегу Муромского и Машу Подгородецкую, с которыми он очень сдружился. «Неразлучная четверка» вовсе не скучала. Во-первых, ее приняли в свою компанию «отказники» из старших классов, во-вторых, у них был летний лагерь с кучей развлечений. За каникулы Иван прочитал три книги, написанные брайлевским шрифтом: «Последний дюйм» Джеймса Олдриджа, сказку Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» и сборник сказок Евгения Чарушина. Научился плавать в бассейне и играть в шахматы, в которых белые и черные фигуры отличались друг от друга на ощупь, а шахматные часы озвучивали, сколько у противников осталось времени на обдумывание. Но самое главное – старшеклассники научили его играть на губной гармошке и «блатным боем» на гитаре. Последняя наука не прошла бесследно – подушечки пальцев пришлось заклеивать лейкопластырем.

«Теперь я, как тот слепой музыкант, которого мы с мамой видели в Москве, на Арбате, – с гордостью отмечал мальчик. – В случае чего смогу зарабатывать на жизнь уличным пением. Надо только разучить песню «Майдан».