Сделка судьбы, две души теперь в плену.

Фейри стал говорить быстро и мелодично, уверенно, без пауз. Словно читал молитву по памяти, как монахини из приюта Арды. Слова звучали инородно, и Арда не уследила бы за ходом его мысли, если бы даже голова была ясной. Будто пропущенный через мембрану голос его оказывал на нее эффект дурмана. Голова и тело становились все тяжелее. Она будто все глубже погружалась в сон. Арда кивнула, не разбирая слов.

Она увидела колени фейри, ткнувшиеся в мох перед ее лицом. Только теперь Арда подумала, как странно, что он был одет – те иные, что встречались ей, не знали человеческих норм. Его же одежда была почти человеческой. Там, в лесу, когда он был ее пленником – она помнила. Теперь его словно укрыли черные перья. Эта мысль не задержалась. Фейри поднял с земли одну из опавших с деревьев-колонн ягод боярышника и поднес к губам Арды, предлагая угощение. «Он не взял воду», – оставшимся ясным кусочком сознания Арда уцепилась за эту мысль и крепко сомкнула губы. Ей вдруг показалось необходимым отказаться от этого подношения. Арда отвернулась от ягоды, противясь.

Потолок из облаков вдруг сделался ниже. Пение стало громче, походя на карканье ворон. Туман сгустился так, что было невозможно вдохнуть – он застревал в горле вязкий и тягучий.

– Сделки со смертными… Бери! – в голове зазвенел набат, и Арда едва не потеряла сознание. Голос фейри заполнил все, вытеснил даже забравшийся в глотку туман. Ее собственных мыслей не осталось, и зыбкая грань между явью и сном размылась окончательно.

Арда сонно ткнулась в холодную ладонь, хватая губами ягоду. Настолько вызревшую, что вязкий и сладкий сок тут же брызнул в горло. Так обильно, будто в рот попала целая пригоршня ягод. И в голове тут же перестало звенеть, рукам и ногам стало легко без кандалов, а туман прекратил забиваться в нос – теперь он мягко обнимал Арду за плечи, будто уютное одеяло. Фейри все еще сидел перед ее лицом, но морок сна был сильнее, чем страх перед иным. Сквозь полуприкрытые веки Арда разглядела, что губы фейри мягко двигаются, будто он напевает. Заклинание. Или колыбельную. Противиться тихому, баюкающему звуку и мягкости тумана больше было невозможно. Арда провалилась в сон.

День встречал ее ласковым звуком колокольчиков.

***

Арда очнулась от липкого, цепкого сна – костёр потух. За кронами деревьев брезжила неуверенная полоска рассвета. Блеклая, на фоне такой же прозрачной луны; первый день самона4 еще не наступил, и темнота была сильнее. Любой свет, пробивающийся через нее, казался неуверенным и скромным. Он крался по кромке темноты, ходил вокруг нее кругами, словно заговаривая, упрашивая отдать права. Вскоре он должен был набрать силу. Дни обещали стать теплее, солнце – горячее, а ночь – короче. Но нужно было дождаться праздника Света.

Охотница ущипнула себя, чтобы стряхнуть остатки сновидения, но голова была тяжелой. Глаза не видели ничего дальше расстояния двух вытянутых рук, будто туман из сновидения переполз в реальный мир. Арда попыталась встать, но ноги не держали. Мир плыл перед глазами, троился, словно не желая, чтобы она сделала шаг и выбрала нужный путь. Тонкий, еле слышный перезвон колокольчиков мешал собраться с мыслями.

Сны, будто омуты, снились ей и раньше. Точнее, один единственный, с не меняющимся сюжетом. Заросшая тропа, уходящая в никуда, льющийся с небес свет полной луны и шепот, растворенный в этом потустороннем пейзаже: «Отыщи. Та, кто ведает».

Иногда шепот просил вспомнить, иногда велел проснуться. Иногда он не просил ничего, но Арда все равно шла по бесконечной зеленой тропинке. Но этот сон был привычен, он был частью нее – снился ей примерно раз в луну, и иногда Арда покупала травы, чтобы не видеть его. Это же сновидение, такое живое и полное, не было похоже на привычную картинку. Это пугало.