С тех пор, как Арда стала охотницей, у нее не было ни одной неудачи, ни одного промаха. Виллем учил ее недолго, но хорошо: его коротких уроков мастерства хватило, чтоба Арда справилась со своим первым заказом в тринадцать и никогда после не посрамила имя наставника. Впрочем, Виллем не считал ее ученицей, о чем не уставал повторять. Он говорил, что никакой общей судьбы с Ардой не делит, что не учит ее особым путям и мастерству охоты, а все, что дает – просто чтобы она могла выжить. Виллем не мог бросить умирать приютскую девчонку, которую спас от головорезов. Из его принципов и родилось понятие Арды о чести. И каждый раз, когда она забирала заказ, она помнила его слова: «Учись у псов, Арда. Пес никогда не станет глотать кость, которая застрянет у него в глотке. Ту, что поддастся, он разгрызет. А ту, что слишком крепка, обглодает и бросит. Так и ты должна уметь отказаться от куска, который не сможешь проглотить».

– Сдается, фейри нам с тобой не по зубам, – улыбка у Арды была больше похожа на оскал, но Фэй никогда не возражала против любой ее резкости. – Если воротимся под холмы, глядишь, других найдем, – возвращаться в Броге без добычи не хотелось. Пусть фейри и подвернулся им из-за случайно подслушанных пересуд жителей деревни у холмов, но все же он был слишком лакомым куском. Деньги, которые Церковь за него платила, могли кормить их целый самайн. Арда уже мысленно забралась на коня и спустила заработанные золотые. Но в глубине души она была рада пропаже. Только вслух бы этого не признала.

Фэй неодобрительно мотнула головой.

– Он был там один, – с чего она так решила, Арда допытываться не стала. Фэй была наблюдательной, и если делала выводы, то, как правило, в цель. – К тому же, мы договорились, что вернемся в Броге до праздника Света. Ты же не забыла?

Арда, конечно, забыла. Она вообще пропускала мимо ушей все, связанное с Церковью. Будь то религиозный призыв очищать Дану от иных или бесконечные возвеличивания Светлой Богини. И обычно Фэй тоже оставалась равнодушной к проповедям и пляскам. Но почему-то этот праздник значил для нее не меньше, раз она заранее взяла с Арды обещание вернуться в Броге за день до последнего полнолуния самайна5, до последнего дня холодов.

– И далось тебе это полнолуние! Оно ж дня через три. Нагоним…

– Арда! – в чертах Фэй проступила строгость. Обычно люди воспринимали ее неверно: они глядели на тонкую фигурку, и видели слабость; смотрели в голубые глаза, и поддавались чарам; слушали спокойный голос, и верили разумным доводам; улыбались в ответ на мягкую улыбку напарницы, и не чувствовали опасности. Фэй была любимицей в их наполненном гнусностью и подлостью городке: в Броге к Фэй приходили за советом, самые юные охотники просили о наставлении, бард всегда складывал стихи в ее честь. В общем, люди к ней тянулись. И теряли бдительность. Это было их ошибкой.

Арда уже давно не заблуждалась насчет напарницы: в Фэй были тот стержень и та твердость, что свойственны прирожденным лидерам. И если она бывала мягкой и чувственной, то лишь потому, что так захотела, что сочла это нужным в данный момент. Спорить с ней и доказывать ей что-то в такие моменты было равно пойти против, нажить себе врага. А учитывая, как долго Фэй отходила от обид, могло кончиться скверно.

– Ты мне обещала, – напомнила напарница. Арда не стала продолжать спор и говорить, что если они выйдут сейчас, то могут хоть ползти в Броге с привалами каждый час – все равно успеют к последнему полнолунию кантлоса6. К тому же она действительно обещала и нарушать обещаний не любила. Пусть в большую часть того бреда, что несли церковники, Арда не верила, но у слов, казалось ей, действительно была сила. Своих она на ветер не бросала.