С течением лет Виллем почти не изменился – только вокруг глаз прибавилось мелких морщин, как колец у старого дерева. А в остальном он выглядел так, как Арда запомнила его: высокий, крепкий, поджарый, с темно-русыми волосами, завязанными на затылке, и глубоко посаженными зелеными глазами, смотрящими немного сквозь людей. Из-за этого казалось, что Виллем разговаривает с кем-то за спиной собеседника.

– Не чаяла вас здесь найти, – сперва Арде, пожертвовавшей пирогом ради этого разговора, показалось, что он ее не узнал. Но по недовольной складке в уголке рта она вычислила, что наставник ее все-таки помнит. Даже если вместе они пробыли всего ничего и даже если он не хотел признавать в Арде ученицу.

– Как необычно, ты жива еще, дитя, – он всегда был прямолинеен и скуп на эмоции. Даже увидев ее вблизи, повзрослевшую, окрепшую, набравшуюся мастерства, Виллем не выказывал никаких признаков если не учительской гордости, то хотя бы дружеской симпатии. Он взглянул сквозь нее со своего места, и выражение его лица не выражало ни удивления, ни радости от встречи.

– Какие теплые отношения, – посмеиваясь, шепнула ей в затылок подошедшая Фэй. У Арды, в отличие от напарницы, получилось расслышать в словах наставника похвалу. Она и правда выжила вопреки всему, что ей пророчили. Виллем велел ей учиться у псов, а Арда стала псом. Как ищейка, она выискивала тропы, по которым кто-то вроде нее может пройти. Она не жадничала, брала кости по размеру и в начале жизни охотника не пыталась урвать кусок побольше. И, смотрите-ка, дотянула до этого дня. До новой встречи с наставником, до репутации, с которой считались, до возможности ловить фейри. «Который удрал», – некстати напомнил ей внутренний голос с интонациями монахини-наставницы в ее приюте, но Арда отмахнулась.

– Я помнила ваши наставления, – Арда, нагло ухмыльнувшись, достала кинжал из сапога, показывая, что готова ко всему. – И вот, охотник. Заезжай вы, наставник, в Броге почаще, слышали бы истории обо мне, – Арда не стеснялась хвастаться собственными достижениями перед всеми, кто хотел слушать. Частенько в таверне она делилась с другими охотниками историей собственных приключений, иногда немного приукрашая детали. Разоблачить ее могла только Фэй, но напарница молча пила свой эль и лишь закатывала глаза, когда Арда перегибала палку и вместо двух реальных головорезов из заказа в ее байке вдруг оказывалась целая толпа. Однако Арде верили, потому что обыкновенно она сама верила в то, что рассказывала, и этот ее запал сочетался с шумной и пьяной атмосферой таверны и кутежа. Да и с работой она никогда не подводила – остальные легенды были частью ее репутации.

Если хочешь, чтобы тебя заметили, будь заметной; если хочешь чего-то достичь, сделай вид, что это уже у тебя есть. Это Арда поняла еще в приюте, и эти истины были ее твердым убеждением.

– Вижу, ты гордишься своей славой среди тех, кто сбился с пути?

Арда поморщилась от его безучастливых слов, острых, как лезвие клинка. Иногда она думала, что встретит Виллема вновь, и, если добьется чего-то в своем ремесле, он признает в ней свою ученицу. Она ошиблась. От обиды свело горло, и говорить стало трудно. Мысли наплывали одна на другую, и все эмоции смешались. Острее всего Арда ощутила отвержение, и где-то за этой остротой чувства ей померещился тонкий перезвон колокольчиков. Их звук, неожиданно успокаивающий, заставил всю эту бурю хаоса внутри утихнуть, притупил боль и обиду. Он будто погружал Арду в транс, отодвигая все происходящее на задний план – он обволакивал и приносил спокойствие. Звал за собой, туда, где все жестокие слова не имели смысла и силы, и Арда, убаюканная его пустотой, поддалась спокойствию.