И положил перед собой на ладонь. Делов-то. Муха и муха. Чёрная.
Анжелика, продолжая рассказ, внимательно посмотрела на Вовкину ладонь. Это была её роковая ошибка.
Вовка демонстративно поднёс ладонь ко рту и… слизнул муху.
Рассказ о заповедных краях тут же оборвался на полуслове.
В полной тишине, честно глядя в глаза учительницы, Вовка разжевал насекомое.
И, громко булькнув кадыком, проглотил.
Больше о Пришвине мы в тот день ничего не слыхали.
У Анжелики Васильевны глаза сделались огромными и переполнились сначала ужасом, а потом диким отчаянием. В классе замерла гробовая тишина. Анжелика с трудом втянула носом воздух, побледнела как простыня… а после, не издав ни звука, зачем-то, крепко схватив рот обеими руками, пулей выскочила из класса!
Тук-тук-тук… – стихла дробь её шпилек по коридору.
Ребята зашептались. Я с восхищением глянул на Вовку. Он, победно улыбаясь, открыл рот и показал мне целёхонькую муху, сжимая её зубами. Потом аккуратно ухватил животинку указательным и большим пальцем и спрятал в карман.
– Живая? – еле выдавил я.
– Пластмассовая. У отца из рыбных снастей спёр…
И вот уже целую неделю впечатлительная и хрупкая Анжелика Васильевна вздрагивала при каждом Вовкином движении…
А ещё через пару дней я каким-то чудом поменял соседа по парте. Вовка был отправлен на задний ряд.
Теперь со мной сидит хулиган Борька – парень не менее целеустремлённый.
И что из этого выйдет, не известно.
СВОИ
В прихожей раздался звонок и Сашка навострил уши. Было ясно, кто может оказаться за дверью. И ничем хорошим это не светило. Покрепче сжав в руке перо, он стал ещё усердней выводить в тетрадке букву за буквой, внимательно прислушиваясь.
Мать вышла в коридор, спросила, кто там. Щёлкнул замок, заскрипел навес и послышался голос. По визгу – соседка.
– Нина Васильевна! И вот что, что же это творится у нас?
Мама в ответ:
– Здравствуй, Маруся. Что у тебя стряслось?
Визг стал громче:
– У меня стряслось! Это у меня-то стряслось! Нет, вы посмотрите! Вы когда своего Сашку приструните? Он моего Илюшу чуть не убил. Кирпич ему в голову запустил…
Во врёт! Сашка аж привстал.
Но тут послышался глухой голос Илюхи:
– Бомбочку водяную.
– А это что, не кирпич? Не кирпич? – продолжался визг. – Вон всю рубаху замочил! Ещё не хватало, что бы кирпичами начали швыряться!
– Илюша! – голос матери оставался спокойным. – Что случилось? Кто тебя облил водой?
– Какой водой? – кричала соседка. – Какой водой!
– Маруся, дай парню сказать. Что случилось, Илюша?
Снова забурчал глухой голос:
– Я не знаю. Я во дворе был. Кто-то сверху пакет бумажный с водой кинул.
– А кто кинул?
– Да вот ваш Сашка и метнул! Кто ещё-то? Он и на прошлой неделе драться лез, и в школе…
– Марусь! – голос мамы отвердел и стал резким. – Илюша, кто в тебя бросил?
Сашка слушал. Сейчас этот гад точно наврёт и тогда…
– Не знаю. Не видно было. Сверху.
– А когда это случилось?
– Только что.
– Нина Васильевна, а вы своего Сашку зовите. Чего не зовёте? Пусть сознается.
Наступила короткая пауза, потом отчётливо прозвучал голос матери:
– Его дома нет. С дедом уехал. Еще утром.
– Как нет? Совсем нет? – голос соседки сник и перестал визжать. – А кто же тогда?
– Мне почём знать. Да и чего ты дом полошишь? Из-за баловства.
– Сегодня баловство, а завтра кирпичом жахнет. А то и чего хуже…
– Нету никого, – оборвала её мать. – Уймись.
Дверь захлопнулась.
Нина Васильевна была справедлива, на отсутствие тяжёлой руки не жаловалась, поэтому Сашка, уткнувшись в тетрадку, ждал её без радости. Хотя Илюхе, ябеде кукурузному, все равно не выгорело. Поделом.
Мать подошла к столу, вытерла ладони о передник и глянула сыну в макушку.