После ужина князья ушли проверить, чтобы все было в порядке.

– Никому не спать под страхом смерти! – предупредили они караульных.

В поведении солдат и казаков князья не увидели никакой тревоги. Дозоры на окраинах городка бодрствовали и чутко прислушивались к ночным шорохам. Расседланные кони под навесом пугливо озирались по сторонам.

Предпринятые меры подействовали на князей успокаивающе, и они спокойно легли спать. Но ворочаясь с одного боку на другой, они долго не могли заснуть. Чувство опасности и усталости охватило их. Им не хотелось ни думать, ни говорить.

– Не спать даже вполглаза! – наставляли и офицеры.

В тот вечер и солдаты засиделись у костра дольше обычного, подкидывая в костер сушняк. Становилось тихо, во дворе погасли факелы. В прохладном воздухе витал сизый дым. Часовые борясь с сонливостью, бесшумно бродили между избами и всматривались затуманенными глазами перед собой, но тьма стояла непроницаемая. Многие солдаты, тихо переговариваясь, не спали. Уже луна взошла, а они, лежа на охапках сена, глядели то на рубиновые огни, то на часовых одиноко маячивших в темноте.

– Ложитесь отдыхать, а то завтра чуть свет подниметесь, – предупредил Фома.

Во тьме чувствовалась напряженная жизнь. Она не угасала ни на минуту. Ни одного огня не светилось в окнах. Глухая ночь была грозовой и пустынной. Между деревьями носился свежий, холодный ветер. На темном небе неистово горела яркая звезда. Где-то в степи тлел слабый огонь, но определить откуда он светил было невозможно.

Алексеев, зарывшись с головой в сухое сено, густо захрапел в бане на попоне с крепким конским запахом. Но едва он задремал, ему привиделось такое, что он проснулся в липком поту. Однако через минуту атаман опять засопел.

И князья, и офицеры давно уже спали, и Долгорукий утомленный передрягами тоже прилег, отвернувшись к стене. Их сердца были свободны от ужасных предчувствий. Они бились ровно и спокойно.

Никто из них не думал, что грядущая ночь будет чреватой на события.

8 октября, когда небосвод затянуло черными тучами, на небе не проглядывалось ни одной звезды, кроме самой яркой. С разных сторон доносились звуки: где-то чуть-чуть журчал ручей, откуда-то доносился неясный шорох.

Задолго до ночи, казаки собрались многолюдной толпой. Безмолвные до этого улицы огласились гулом восторженных голосов. Кто-то из стариков боевыми криками подогревал настроение толпы, а кто-то торопливо собирал сыновей в дорогу и запрягал коней.

С детства приученный к седлу Кондрат сидел, как впаянный на коне. Его сердце возбужденно билось и глаза строго поблескивали. Проведя колючим взглядом по строгим лицам, атаман восхитился казачьей стихией. Отряд получился боевым, дружным, хотя издали это сборище с пиками и саблями больше походило на разношерстную толпу.

– Лучшей погоды не придумать, – обрадовался Кондрат, полагая, что казаки сметут всех, кто встанет на их пути.

Закончились напряженные минуты. Казаки, бренча стременами и оружием, вскочили в седла. Голый доложил Булавину о готовности казаков к выступлению и толпа расступилась, образовав широкий проход.

– Время идет, по коням! Надо их ночью врасплох застать, – обойдя казачий отряд, скомандовал Булавин, слегка приподнявшись на стременах. – Внезапный налет всегда страшнее ожидаемого.

– Не сомневайся Кондрат, мы разгромим царского подручника, – отозвался Никита Голый, сплюнув на большое расстояние. – Они у нас в ловушке. Возьмем голыми руками.

Атаман протянул Никите широкую ладонь мужественным жестом.

– Дорогой никому не отставать! – щуря бесстрастные глаза, предупредил Кондрат и неожиданно ему страшно захотелось пить, но он не решился сойти, чтобы утолить жажду. – Нажимать как следует на плеть! За мной рысью марш!