Когда в темноте солдаты занесли в дом дорожную поклажу князей, Юрий Долгорукий на крыльце громогласно распорядился:

– Князь Семен Несвицкий и поручик Иван Дубасов останетесь при мне.

Над городком висли крики солдат, в сараях ревел крупный скот, блеяли овцы, во дворе лаял крупный пес. Под навесом грудились оседланные кони, в отдалении уныло скрипели повозки. Сыновья Алексеева привезли несколько возов пахучего сена.

Долгорукий, напившись воды из колодца с высоким журавлем, ушел в избу атамана. Следом на пороге вырос Фома Алексеев.

– Юрий Владимирович, я посылал к тебе Паньку Новикова с письмом, – произнес атаман и сделал почтительный поклон: – Он передал его вам?

– Что ты хотел мне донести? – не выразив удивления, спросил Долгорукий.

Алексеев наклонился к уху князя так, что он почувствовал его теплое дыхание и, приглушив голос до едва слышного шепота, сказал:

– Мне сообщили по секрету, что Булавин с казаками Верхнего Дона собрал большую силу. Они хотят убить тебя вместе с офицерами. Об этом святотатстве Кондрашка объявил на круге.

Князь, уловив в голосе атамана нотки заискивания, смерил его недоверчивым взглядом и с тревогой в голосе тихо проговорил:

– Где сейчас он?

Алексеев протянул руку в сторону:

– В трех верстах от Нового Айдара.

– Откуда дознался? – спросил Юрий Владимирович и, выпив чарку, зажевал

свежеиспеченным хлебом.

– Мои сыновья возили сено с Орехового буерака и там им об этом сообщили, – ответил атаман, сощурив черные с хитринкой глаза.

Долгорукий побагровев, посмотрел на атамана и все взвесив, важно поднялся. – Вели им явиться.

Атаман крикнул сыновей и мысленно пожелал, чтобы все без беды обошлось. Едва юноши без промедления явились, князь поманил к себе старшего сына атамана согнутым пальцем.

– Это правда, что вор замыслил убить меня? – оскорбительным тоном спросил Юрий Долгорукий и пристально посмотрел суровым взглядом в лицо юноши.

– Попробуй соври: враз узнаешь, почем фунт лиха, – в крайнем смущении ответил он, созерцая на румяные щеки князя.

Долгорукий, с подрагивающей в пальцах трубкой, развернулся к Алексееву:

– Где Панька?

Алексеев под пытливым взглядом Юрия Владимировича сложился в поклоне и, озадачив князя, разочарованно протянул:

– Не вернулся – ищем.

У князя сами собой сжались крепкие кулаки.

– Найти и приволочь ко мне! – с особой настойчивостью потребовал князь и не отрываясь выпил невкусный чай.

Покачиваясь ногами на одном месте, Юрий Владимирович с недовольством посмотрел на атамана. Его взгляд ничего не выражал: ни гнева, ни страха. Но чувство неприязни, возникшее к атаману, не исчезло. Ему хотелось сказать ему что-нибудь жесткое, но нужных слов не находилось.

– Ступайте прочь, – закрыв пустые глаза, разрешил Долгорукий и, позвав князя Булгакова, отдал распоряжение: – Матвей, расставьте вокруг городка двадцать караульных так, чтобы разбойники не смогли застать нас врасплох. И предупреди всех об опасности от воров.

– Слушаюсь, Юрий Владимирович, – ответил Булгаков и щелкнув каблуками, ушел исполнять приказ.

Сохраняя на лице внешнее спокойствие, Долгорукий согнулся над картой и перемещая холеную руку по потертой бумаге, сделал какие-то пометки пером.

– Кишка тонка, чтобы сюда сунуться, – сквозь зубы прошептал князь и, резко встрепенувшись, распахнул холодные глаза. – Пуганому коню только плеть покажи.

В тихий вечер, в доме атамана слуги Долгорукого стали готовить стол. Фома Алексеев распорядился, чтобы во дворе зажарили небольшого поросенка, и несколько домашних гусей. Из кухни на весь двор запахло вкусной едой. На столах появилось много жареного и вареного, запыхтел самовар. Приятно разило печеным хлебом и медовой травой. Князьям было, что выпить и поесть. Для поднятия настроения хозяин зажег несколько толстых свечей.