Теперь уже Эрнесту стало не по себе. Да, в последние дни стало совсем тяжело, и несколько раз он ухал в спасительную тьму в твердой уверенности: в последний раз, но затем возвращался в сознание. Получается, действительно был на грани смерти? Не показалось, не почудилось…

- Прости, - только и сказал он. – Я не хотел, чтобы все так вышло. И сейчас, и… раньше.

- Я знаю, папочка, - спокойно ответил Элберт.

Вот и все. «Я знаю». Тошно… Как же тошно! Похоже, вернуться во дворец – куда более жестокое испытание, чем оказаться в тюрьме. Эрну очень хотелось бы никогда не переступать этого порога, не возвращаться в мир, который больше не был его. В мир, который он сам же и разрушил. Доверился не тому человеку… Влюбился, балбес… А надо было думать! Вместо того, чтобы поддаваться глупым эмоциям, потому что только дурак мог поверить: некроманта можно любить. Похоже, именно таким дураком он и оказался.

- Ты научишь меня ставить печати? – спросил Эл. Видимо, ему тоже хотелось очень о многом поговорить, но слов не было.

- Научу, только… Моей магии больше нет, - честно сказал Эрнест. – Я объясню, зарисую, но больше ничем не смогу помочь. Тебе придется стараться самому.

- Я постараюсь.

- Эл…

- Пап! – Его мальчик нахмурился и как-то даже подобрался. – Ты жив. Это все, что имеет значение. А я научусь. И люди больше не пострадают. И буду слушаться герцога Даренвиля, чтобы его заклинание никогда не сработало. Поэтому не волнуйся, хорошо?

Еще не хватало, чтобы ребенок его успокаивал.

- Я в полном порядке, - повторил Эрнест главную ложь. – И завтра с самого утра засядем за печати.

Хотелось сказать «сегодня», но, кажется, усилия целителей и их зелья не предусматривали бодрого состояния после более двух месяцев заключения и полного выгорания магии. Не стоило геройствовать, иначе только больше напугает сына.

- Позавтракаешь со мной? – спросил Эл. – Тину мы, наверное, не дождемся…

- Послушай, по поводу Тины… Мне не нравится, что она находится рядом с тобой.

Эл явно хотел что-то ответить, но промолчал. Вообще ничего не сказал. Только поднялся, дернул за колокольчик, вызывая слугу, и приказал накрывать на стол. А Эрн думал о том, как сложно говорить с сыном, когда вы никогда не были близки. Эрнест не знал, чем живет его ребенок, о чем он мечтает, чего хочет. Был образ серьезного и вечно виноватого мальчика – Элу не давалась легко учеба, Эрн ругал его, потому что королю, прежде всего, нужны знания. А оказалось, не о том надо было говорить, не то делать. И поздно теперь хвататься за голову. Придется договариваться, искать пути взаимопонимания. А главное, признать, что его сын вырос. Да, еще не взрослый, но уже и не маленький ребенок, которому можно сказать, как быть и что делать.

Впрочем, они вполне мирно позавтракали. Элберт рассказывал о Нине, ее успехах в музыке. Об учителях и наставниках, о книгах, которые он нашел, но ничего в них не понял. Эрнест же молчал. Ему не о чем было рассказать. Да и внутри только ширилась пропасть. Там, в тюрьме, надо было бороться. Тогда в какой момент он сдался? Когда не осталось сил на борьбу? И откуда черпать их теперь? Они ведь понадобятся совсем скоро, уже нужны.

- Я был на всех заседаниях магического совета, - удивил вдруг Эл. – Правда, больше обещал не ходить – герцогу Даренвилю не нравятся мои вопросы. Я в принципе не очень-то ему нравлюсь.

- Как и я.

- Да… Знаешь, мне кажется, если бы Тина не стала нашим регентом, герцог бы сослал нас с Нинелией в какой-нибудь отдаленный замок и там забыл на восемь лет. А так он и хочет, но не может. Ты поговори с Тиной, хорошо?