«Мало их… Они, блин, повсюду!»

– Да, мне уже донесли, что вы не только в Африке, но и под Дальневосточной Провинцией в Ассии обосновались, прямо у Великой Стены. Как называется ваш новый живой город?

– Таклак Макан, – после некоторого колебания произнесла автохтонша. – Но не обольсайся. Мы тут лись потому, сто следуем плолочиству насего налода о селовеке-объединителе. Я думаю, это ты. Будь со мной в этих нелегких тлудах. Помоги, восвысься, стань плавой лукой. Ты не можешь откасать. Согласен? – автохтонша широко открыла глаза и протянула Зенону раскрытую ладонь.

Но наместник только слегка улыбнулся и повернулся к музыкантам. Скрестив пальцы, он подпёр ими подбородок.

«Резко она тему свернула… М-да, переговорщики из них никакие».

Её слова было сложно разобрать, а принять предложение без явных выгод – ещё сложнее. Зенон искал в облике собеседницы хоть что-то привлекательное, чтобы расположить её к себе, но безуспешно. В итоге лишь поджал губы и снова перевёл взгляд на сцену. Минуты тянулись медленно. Наконец, он заговорил, тщательно подбирая слова:

– Милая Вэ’анди! Вы правы, за убийство багрянородных меня давно должны были казнить. Но этого не случилось. Значит, у меня всё-таки есть какая-никакая власть, – усмехнулся.

Автохтонша с трудом сдерживалась. Это выдавали подрагивающие челюсти.

– Я не иглаю в политические иглы, и никогда не повтоляю воплосы, особенно когда саключаю союс… И особенно когда саключаю его с людьми!

– Я имел в виду другое, – рассмеялся Зенон и, слегка пожав плечами, продолжил: – У нас здесь с вами цирк с конями или важный разговор?

Совпадение

Стрекозы взмыли в воздух. В узком ущелье, окружённом густым лесом, текла неглубокая, но стремительная река с кристально чистой водой.

На мгновение сквозь кружевную завесу листвы проступили очертания небесного купола, но ветер, будто в порыве ревности, тотчас скрыл их вновь.

В чаще царила настоящая суматоха: то ветка хрустнет, то старая трещина в древесном стволе скрипнет. И вот среди этого шума раздался неуверенный, как бы вопрошающий свист. Но вскоре его сменил звук, не похожий на голос зверя: глухое уверенное клокотание, эхом разнесшееся между стволами до самого края поляны, покрытой ковром молодого папоротника.

Там, на невысоком утесе у реки приютилась скромная хижина. Рядом располагалось несколько водяных колёс, которые, вращаясь, приводили в движение бронзовые шестерни.

Среди пышной зелени ветвей виднелись светло-коричневые участки кровли, выделявшиеся на фоне густого леса. Одноэтажное здание с серыми стенами и остроконечным флигелем почти терялось в тени невысоких деревьев, обрамляющих поляну. У ступеней, ведущих ко входу, буйно разрослась высокая трава, давно не знавшая косы.

Добрыня напряжённо всматривался в сумрачную чащу леса, но по-прежнему не мог ничего различить.

– Здесь никого нет!

Он обернулся к распахнутому окну хижины, за которым стоял маленький Александр, указывая ручкой на заросли. Его рубашечка натянулась на округлых плечиках, а длинные рукава сползли вниз.

– Я проверил – никого! – с этими словами Добрыня в последний раз оглядел окрестности и, встретившись взглядом с неестественно большими золотисто-зелёными глазами Александра, отрицательно покачал головой. – Нету!

– Там! Та-ам! – он не унимался, но Добрыня уже шагал к дому. Мгновение – и дверь захлопнулась, засов встал на место.

– Александрушка, уже наступает ночь, пора спать, – почесал густую, неряшливую щетину и устало вздохнул. – Мы не пойдём гулять, – не без труда подхватил его на руки и понёс к тазику для купания.

– Папа! – пролепетал Александр, и указательный пальчик опять взмыл в воздух.